— Особенно мне нравится, как ты поработал со звездами.
— Мы их импортируем. Слушай… ты заказывала что-нибудь из телемагазина? Ну, после ночной рекламы?
— Нет. Но если бы решила заказать, выбрала бы вакуумную машинку для стрижки волос.
Дуг показал ей два диска.
— «Золотые хиты». Музыка всех времен и народов, попробуйте послушать в течение месяца. Через каждые четыре-шесть недель мы будем высылать остальные, можете отказаться от рассылки в любое время.
Старый переносной проигрыватель «Саньо» без отделения для кассет был прикован велосипедным замком к столбу голубятни. Дуг поставил первый диск и запустил его.
— Ах, боже мой! — узнала она. Запели «Карпентерс».
— Погоди, пусть тебя захватит. Для меня это серьезный шаг.
— Что именно? Признаться всему миру, что ты — фанат «Карпентерс»?
— Позволь тебя сразу же поправить. Я уж точно не фанат «Карпентерс». Тут дело в общем воздействии музыки, той, что была в семидесятых, до появления диско. Не все песни в этом сборнике я одобряю — некоторые просто ужасны. Однако тут есть «Любовь ондатров».[48] Что мне нравится — так это ощущение радиотрансляции. Как будто поймал радиосигнал, который плутал где-то двадцать лет.
Клэр взяла у него коробочку и стала ее рассматривать.
— Ух ты! — поразилась она. — Мама целыми днями эти песни слушала.
— Конечно, «Дабл-Ю Эйч Ди Эйч»,[49] да? — Дуг сидел на почтительном расстоянии от нее. Они оба смотрели на город, словно на океан.
— Каждое утро, когда я в школу собиралась.
— Джесс Кейн.[50]
— Да. Ух ты! — Вот она, ни с чем не сравнимая сила ностальгии. — И полицейский Билл на вертолете дорожной полиции.[51]
В кухне у матушки Дуга радио работало денно и нощно. Это было одно из самых четких воспоминаний о ней. Но делиться им с Клэр он не решился, опасаясь дальнейших расспросов. Прошлое у него — что минное поле. Ходить надо осторожно, чтобы ненароком не подорваться.
Девушка вернула ему коробочку от диска.
— Часто сюда поднимаешься?
— Нет. Почти никогда.
— Разве ты не приводил сюда всех своих девушек?
— Должен признаться, там внизу я слегка приврал. На самом деле я не знаю, кто управляет этим домом. Знаю только, где ключи лежат.
— А… — Клэр задумалась, глядя на Бостон, который подмигивал ей огнями.
— Мне хотелось, чтобы мы забрались на большую высоту и поглядели оттуда на Город. Ну, понимаешь, хотелось тебе что-нибудь показать.
— Понятно. — Она откинулась на спинку стула, небольшое озорство ее не пугало.
Лоу Роулс[52] затянул «Леди Любовь», и Дуг, изо всех сил постаравшись изобразить бас, подпел:
— О, да-а-а…
Клэр улыбнулась и, вытянув ноги, согнула лодыжки так, словно вытаскивала мокрые ступни из набежавшей на берег волны.
— Так где же ты живешь?
— За холмом. — Дуг указал большим пальцем за спину. — Снимаю. А у тебя собственная квартира?
— Мне банк такую хорошую ставку по кредиту сделал. Мне дешевле за свое жилье платить, чем снимать. А ты тут всегда собираешься жить?
— В смысле, как большинство горожан? Если честно, еще пару лет назад я ни о чем другом и помыслить не мог.
— Ну, теперь ты понимаешь… я даже не представляю, как можно жить в том же городе, где обитают твои родители. Это просто невозможно. Что же такого в этом месте, что так крепко держит людей?
— Наверное, уровень комфортности. Каждый закоулок здесь знаешь.
— Допустим. Но если то, что вы найдете в этом закоулке, не так уж и… хорошо?
— Я тебе рассказываю скорее о том, как было, чем о том, как есть сейчас. Потому что, положа руку на сердце, я не возьмусь сказать, как теперь обстоят дела. Последние пару лет я будто в стороне оказался. Но вот когда я рос, было легко. Тебя все знают. У тебя есть собственная роль в Городе, и ты ее играешь.
— Как в большой семье?
— А семьи бывают и хорошими, и плохими. Хорошими и плохими. Вот моя роль в Городе была — паренек Мака. Маком звали моего папашу. Куда бы я ни пошел, на любом углу меня узнавала каждая собака. «А вон паренек Мака идет». Яблоко от яблони недалеко падает. И когда долго в этом живешь, как-то срастаешься. Но теперь все меняется. Нет такого, что все всех знают. Новые лица, приезжие. Люди, которые не знают историю твоей семьи, твою родословную. В этом есть какая-то свобода. По крайней мере для меня. Уходит какая-то фамильярность. Мне так только приятно, что на каждом углу не напоминают: «Вот ты кто такой, ты — паренек Мака».
48
49
50
51