— Извини, — сказал он Руби потом. — Бывают минуты, когда совершенно теряешь чувство реальности.
Ему вспомнилась при этом группа протестующих горлопанов у тюрьмы в Рэйфорде, которые в своих симпатиях к убийце забыли о его жертвах.
— Извини, — повторил он. — Просто как-то все вдруг сошлось…
— Я сама проревела всю прошлую ночь. Иногда эта работа… — она не сумела договорить.
— Когда мы приедем, — сказал Эйнсли, — я хочу войти к Синтии первым. И один.
— Но вы не можете! Это противоречит…
— Да знаю я, знаю! Инструкция это запрещает, но мне нечего бояться, что Синтия скажет, будто я к ней приставал. Она слишком горда для этого. Подумай сама, если Синтия еще не получила того письма, я смогу ее подготовить к плохим новостям. И даже если получила…
— По-моему, мне пора напомнить вам, Малколм, — перебила его Руби, — что вы уже давно не священник.
— Да, но я не перестал быть человеком. И потом, инструкцию ведь нарушу я, хотя мне хотелось бы, чтобы ты согласилась.
— Я, между прочим, тоже нахожусь при исполнении, — сказала она протестующе.
Оба знали, случись что, и Руби поплатится карьерой в полиции.
— Не волнуйся, я сумею тебя выгородить. Скажу, что я приказал тебе. Пожалуйста!
Тем временем они добрались до здания городского совета. Руби остановила машину у главного входа, патрульный автомобиль тоже встал, почти уперевшись им в задний бампер.
Она все еще не могла решиться.
— Даже не знаю, как быть, Малколм… А Брайнену вы скажете?
— Нет. Патрульные все равно останутся снаружи. Я войду к ней в кабинет один, а ты подождешь поблизости. Дай мне пятнадцать минут.
Руби покачала головой.
— Десять минут. Максимум.
— Идет!
И они вошли в старомодный, но по-своему уникальный дом, в котором располагались органы городского управления Майами.
В эпоху, когда официозная роскошь вошла в норму и власть строит для себя грандиозные, подобные соборам здания, которые символизируют ее самоценную важность, дом городского совета Майами — одного из крупнейших городов Америки — являет собой полную противоположность этому. Он располагается на далеко вдающемся в море мысе и с трех сторон окружен водой. Это небольшое двухэтажное строение, окрашенное в белый цвет. Людей часто поражал его предельно простой, даже простецкий вид.
Войдя в вестибюль, Эйнсли и Боуи показали свои полицейские жетоны пожилому охраннику; тот жестом разрешил им следовать дальше. Зная расположение офиса Синтии, Эйнсли свернул налево по коридору первого этажа, а Руби отправил в противоположную сторону, велев подождать в актовом зале. Она скорчила недовольную гримасу и демонстративно постучала пальцем по стеклу своих часов.
Брайнен с партнером остались в своей патрульной машине. Им надлежало вмешаться только на вызов.
В конце коридора Эйнсли уперся в дверь с табличкой:
В приемной без окон за рабочим столом сидел молодой человек — помощник Синтии. В небольшой комнатке за компьютером работала женщина-секретарь. Дверь, массивная, темно-зеленого цвета, была плотно закрыта.
Эйнсли снова продемонстрировал свой жетон.
— Я к комиссару Эрнст по официальному делу. Докладывать обо мне не надо.
— Я и так не стал бы. Проходите, — молодой человек махнул рукой в сторону зеленой двери.
Эйнсли вошел и плотно закрыл дверь за собой. Синтия сидела лицом к нему за резным письменным столом — бесстрастная и отрешенная. Кабинет ее был просторен и удобен, но роскошью здесь и не пахло. В окне за спиной его хозяйки открывался вид на залив и гавань с рядами пришвартованных у пирса прогулочных лодок. Почти незаметная дверь справа скрывала, должно быть, стенной шкаф или небольшую комнату отдыха.
Поначалу воцарилось тягостное молчание. Первым его нарушил Эйнсли:
— Я хотел сказать, что…
— Оставь! — губы Синтии едва ли вообще шевельнулись. Глаза оставались холодны.
Она все знает. Эйнсли понял, что всякие объяснения между ними излишни. У Синтии были обширные связи. Городской комиссар многим мог помочь и рассчитывать на благодарность. Несомненно, какой-то ее должник — из руководства полицейского управления или даже членов большого совета — успел украдкой ей позвонить.