В участок Старыгин вернулся через неделю, похоронив родных. Похудевший, осунувшийся, мрачный. Он сразу заметил перемену в отношении к нему сослуживцев: когда он входил, все начинали говорить приглушённо, старались не шуметь. Друзья больше не допускали в разговорах с ним пошлых острот, которые раньше употребляли довольно часто. Григорий, конечно, понимал, что всё это связано с той катастрофой, которая отняла у него семью. Предприняв несколько вялых попыток убедить сотрудников, что он в порядке и не нуждается в их сочувствии, Старыгин махнул на всё рукой. Начальник, майор Кудрявцев, строгий во всём, что касалось служебных взаимоотношений и дисциплины, старался при нём не повышать голоса. И даже не загружал работой, пока Старыгин сам не потребовал отправить его с оперативной группой: был получен сигнал об ограблении.
В тот день Григорию чертовски повезло. Грабители оказались теми самыми подонками, которых он так мечтал достать. Группа успешно продвигалась по лестничному маршу на второй этаж офиса крупной фирмы, где засели отчаянно отстреливающиеся наркоманы. При выходе на площадку между лестничными пролётами их лейтенанту вздумалось погеройствовать. Всегда отличающийся непродуманностью действий, он вылетел на лестницу, вскидывая АКМ, и до предела вжал курок. Злобно рыкнув, Калаш щелкнул и замолчал: рожок опустел. Тут же офицер рухнул с пулей в бедре. Атака захлебнулась. Опера начали бить экономными тройками в сторону верхней площадки, прикрывая упавшего, Григорий же дотянулся, и за ногу подтащил к себе окровавленного лейтенанта, визгливо орущего и матерящегося взахлеб.
Казалось бы, в такой обстановке следовало бы дождаться подкрепления, но… Во время завязавшейся перестрелки укуренные парни узнали Старыгина, и начали отпускать недвусмысленные замечания по поводу сексапильных красавиц-дочурок. И Григорий почувствовал, как горячей волной накатывает безумие. Перед глазами стояла картина: перевёрнутая вверх дном комната и лежащие на полу три тела – потерянная навсегда семья. Он с сипом выдохнул и ринулся вверх по лестнице. Ступенька, толчок в плечо, еще две ступени, что-то ожгло голень… Другие же опера только и успели увидеть, как их всегда мрачный и спокойный товарищ ринулся вперёд, опустошая обойму своего Стечкина. Всё, что они могли сделать – попытаться прикрыть его огнем.
Каким-то чудом ни одна из следующих пуль, впившихся в его тело, не нанесла ему достаточно серьёзного ранения, чтобы свалить с ног. Не останавливаясь ни на секунду, обливающийся кровью опер взлетел на следующий лестничный пролёт, в упор расстреливая троих преступников. Отщелкнув магазин и сменив его новым, он скрылся в за углом верхнего этажа, откуда сразу раздалась отчаянная стрельба. Опера на секунду замерли, наблюдая, как по ступенькам прыгает пустой магазин от Стечкина, а затем устремились наверх.
Когда федералы влетели в коридор, первое, что они увидели – раскинувшийся посреди площадки труп одного из грабителей-неудачников, и двоих серьёзно раненных, которые скрючились у стены, тихо скуля и рыдая. У дальнего кабинета, устало прислонившись к косяку, сидел истекающий кровью Григорий Старыгин. Чуть в стороне лежал главарь банды с простреленной головой. Две санитарные машины увезли раненых преступников в тюремную больницу, а герой дня, весь в бинтах и под капельницей, надолго застрял в госпитале милицейского управления, в офицерской палате.
По возвращении изрядно заштопанного Старыгина в участок, его ожидали погоны лейтенанта. Последнее дисциплинарное взыскание, полученное за очередной конфликт с начальником из-за идиотского распоряжения сверху, было снято. Среди сослуживцев Григория ещё долго ходили разговоры, что в его теле обнаружили девять пулевых ранений, причём только три – навылет. Хирурги совершили чудо, но что залечить им не удалось бы никогда – это рану от утраты семьи. Постоянно вспоминая жену, он был замкнут в общении с представительницами слабого пола. Конечно, Григорий понимал, как глупо со стороны выглядит то, что он сторонится женщин, но сделать уже ничего не мог. В самом деле, не идти же ему, лейтенанту оперативного отдела, уже не раз взглянувшему в глаза смерти, к психиатру. Так и работу потерять недолго. В остальном на медкомиссии его признали совершенно вменяемым, разрешив продолжать службу.