– Юная леди, с такими темпами Вы попадёте в свою комнату только к утру, а Вам завтра рано вставать: начинаются занятия в колледже.
– Папа?
– Настя, ты меня очень огорчила.
Высокий мужчина, лет сорока, с волевым скуластым лицом, стоял, удобно облокотившись на подоконник, к которому Настасья пыталась пробраться незамеченной. Придерживая чуть приоткрытый, вырываемый ветром ставень, он с укором смотрел в узкую щель на девушку, виновато опустившую глаза:
– Мало того, что ты игнорируешь мою просьбу приходить домой не слишком поздно. Ты ко всему ещё, не смотря на мой запрет, продолжаешь встречаться с этим бездельником.
«Юная леди», застигнутая врасплох, густо покраснела, но продолжала молчать. Ставень приоткрылся, всё также удерживаемый крепкой рукой.
– Может, всё-таки войдёшь в комнату, или ты хотела попасть в другое окно? Тем более, что во время урагана не рекомендуется держать окна открытыми.
Настя ловко перемахнула через подоконник и, встав посреди комнаты, молча уставилась в пол. Её отец, Владислав Витлицкий, известный в городе предприниматель, уже справился с бьющимися на ветру занавесками и закрыл окно. Теперь он терпеливо ждал оправданий, но, заметив, что пауза затянулась, опустился на стул и, не глядя на дочь, заговорил:
– Я не могу понять, чего тебе не хватает. С того самого дня, когда умерла мама, я старался заменить её тебе, оставаясь при этом любящим отцом, я не дал горю сломить меня, хотя один бог знает, как же было тяжело. Ты хотела в цирковой колледж, и я разрешил, хотя это полная бесперпективщина. Ты вместо игры в куклы моталась со мной в тир, хотя я был против. Потом ты увлеклась реконструкцией, и получила полный костюм швейцарского аркебузира. Вместе с аркебузой, кстати. Я давал тебе всё, что ты просила, в том числе и этот проклятый мотоцикл. Быть может, здесь и заключается моя ошибка: я был к тебе недостаточно строг и ты привыкла всё делать по своему. Видимо я оказался не слишком образцовым отцом и…
Поднявшийся Владислав ещё не успел договорить, когда дочь с подозрительно заблестевшими глазами бросилась ему на шею и уткнулась лицом в рубашку:
– Папа, не говори так, ты самый лучший на свете, но единственный человек, который мне дорог после тебя – это Никита. Прости, папа, но я не смогу с ним расстаться даже на день, а том, чтобы навсегда – и речи быть не может. Мы любим друг друга, папа. Постарайся меня понять, ведь и ты, когда познакомился с мамой, был не слишком богат, а Никита не бездельник, он неплохо зарабатывает. Правда, папа, он работает, он даже мотоцикл себе купил.
– И где же работает твой… гм… Никита? Не кожемякой, случаем?
– Ну, где… ну, он помогает тренеру в секции самбо и ножевого боя гонять молодых ребят, и ещё… в общем, он честный и хороший, папа, и я не могу без него.
Владислав нежно провёл ладонью по волосам дочери. Он чувствовал, что ему мешает дышать какой-то комок, подкативший к горлу.
– Хорошо, хорошо… только не плачь, прошу тебя. Знаешь что, пригласи-ка своего ненаглядного завтра к обеду, я хочу побеседовать с ним. Может ты права, и я малость предвзят.
– Спасибо, па!
Настя чмокнула Владислава в гладко выбритую щёку и выбежала из комнаты. Витлицкий ещё некоторое время сидел в темноте, опустившись в компьютерное кресло дочери и бездумно глядя в окно. Вскоре его внимание привлекло странное изумрудное сияние в небе над городом. Мужчина встал, но тут же отлетел к стене от сильнейшего толчка, потрясшего здание. Последнее, что отпечаталось в его сознании – огромные зеленые молнии, обрушившиеся на город с пронзительным треском, охватили его по всей площади. Где-то за городом слышалось оглушительное шипение – это странные сияющие зеленью шары вонзались в тёмные воды моря. Последовал ещё один мощный толчок, Владислав покатился по полу и потерял сознание, ударившись головой об угол комода.
Конец ознакомительного фрагмента