— Так отвяжите… отвяжите меня сейчас же!
Я замерла. Мой голос был хриплым и звучал непривычно, но не это меня так удивило. Само горло, то, как рождается звук, ощущалось иначе.
Я поняла, что говорю на ящеррином, и у меня получается очень естественно и легко. Но я также осознала, что не могу и слова сказать на привычном и родном с детства земном.
Трое людей внимательно за мной наблюдали. Ящеррица позволила себе скупую улыбку.
— У вас тяжело протекает период адаптации. Вы месяц были без сознания, не стоит совершать резких движений.
Я переводила взгляд с одного лица на другое.
— Какой адаптации?
Все трое молча переглянулись.
— Венилакриме, вы стали настоящей женщиной. Вы… — улыбка ящеррицы стала шире, — превратились.
Литтия улыбнулась, и у меня возникла необычная мысль: она по-настоящему за меня рада.
— Вам сейчас ещё нельзя… — ящеррица взяла в руки планшетник. — Надо же, у вас прекрасные показатели! Кости будут болеть некоторое время, но это нормально. Месяц-два, и вы поймёте, насколько великолепны новые возможности вашего тела.
— Получается… — я посмотрела на доктора, так как он находился ближе всего. — Получается… Руанн… судья Руанн — мой привлечённый? Он был… был моим влечением?
Улыбка на лицах моих слушателей угасла. Мужчина нахмурился, и я внезапно поняла, что его голос мне знаком — именно его я слышала во время однажды подслушанного разговора между Руанном и доктором.
— Да… судья Руанн предвидел подобное. Я предупреждал его, что ваша запоздалая реакция — следствие моральных барьеров. Но мы не знали, как вывести вас из этого состояния, чтобы вы признали собственное влечение.
— Вы разговаривали… — я пыталась говорить ровно, — разговаривали с ним об этом?
Мне хотелось приподняться, но жгуты не позволяли. Мужчина кивнул, а женщина без слов подошла к изголовью кровати и что-то нажала. Моё положение изменилось — кровать наклонилась под углом, несильно, так, чтобы я смогла осмотреться вокруг и полностью — от головы до пят — увидеть своих собеседников.
— Естественно, — удивился доктор. — Я думал, это вас волнует! Ведь вы жили с ним, значит, подозревали, что он ваш привлечённый…
Бум-бум. Я вспомнила мост. Вспомнила выстрел.
— Это правда? Мне не приснилось? В него стреляли на мосту… Убили…
И едва не добавила: я убила.
Мужчина оглянулся на женщину, а она — на него.
— Достаточно!
На пороге возникла Возница. Одета она была непривычно: без белого фартука, в элегантном коричневом платье с небрежно заколотыми волосами — эдакая идеальная хозяйка. И лишь в прищуренных глазах застыл лёд. Я впервые заметила в её внешности следы восточной крови — прищур глаз выдал предпочтения предков.
— Спасибо, Гамиа, вы можете быть свободны.
Она говорила на земном. Я её понимала, но ответить не могла.
Я осталась с ней в комнате один на один. Мне хотелось спросить о многом, в первую очередь — о случившемся с Руанном. Где-то глубоко, на уровне подсознания, теплилась надежда, что он выжил.
Возница подошла ко мне. Мне стало неуютно, сильнее, чем в присутствии врачей.
— Не бойся, Лин, всё хорошо. Сейчас тебе тяжело говорить… У тебя кожа слишком чувствительна. Ты этого не понимаешь, потому что на антибиотиках и прочей мерзости. Тебе нужна ещё одна неделя, чтобы прийти в себя…
— Руанн, — прошептала я на ящеррином.
Странно, но Возница меня поняла. Она кивнула.
— Мы не можем говорить на ящеррином, но уж сопоставлять слова и их значение я умею. Так что немного, но понимаю.
— Руанн, — опять повторила.
Возница подошла к капельнице и вставила в специальное отверстие новую ампулу. Жёлтая жидкость смешалась с белой. Всё это хлынуло потоком в мою кровь, но меня это совсем не волновало.
— Руанн… Руанн. Что я наделала…
От осознания содеянного хотелось выть. Он был моим привлечённым, а я его убила!
Возница молчала, и внезапно я поняла, что не очень ей нравлюсь. Надо же, она столько времени скрывала от меня истинные чувства, а тут — открылась, показала настоящее лицо.
— Мёртв, — ответила женщина на невысказанный вопрос. — План удался. Судья Руанн мёртв.
Она не могла не понимать, что я сожалею о содеянном поступке. Доказательство: руки, покрытые крупной шелухой, — остатки превращения.
Я заплакала. Правда навалилась в одночасье: на мне смерть человека, которого я любила. И не превращалась я так долго из-за собственной гордыни, потому что не слушала своё сердце, вместо этого доверяла другим и всю жизнь пыталась заслужить их одобрение.