— Кто полагается на видимый мир, тот принимает преходящее за действительность. Дух незрим. Если уже в крошечном семени изначально заложены строение и свойства будущего растения, если в нем невидимо присутствуют уже и цвет и плод, не угадываемые ни одним, хотя бы и величайшим человеческим умом, — что это означает?
— Это означает, — тотчас сказал Роберт, — что жизнь подчиняется некоему высшему закону в сравнении с законом просто причины и следствия.
— Это означает — и это был бы простейший ответ, — что дух есть природа.
Роберт почувствовал себя одураченным.
— Но закон, — воскликнул он, — первейший закон, которому подчинен каждый человек, как сегодня, так и сто и тысячу лет назад, и перед которыми все живущее равно — во все времена!
— Я рад приветствовать Вас здесь, у нас, доктор Линдхоф, — послышался голос Префекта.
Снова в громкоговорителе зазвучала прерывистая мелодия. Она уже смолкла, а Роберт все еще смотрел как завороженный на аппарат, словно ожидая, что в нем снова оживет голос.
— Аудиенция окончена, — сказал Комиссар. — Сядем!
— А у меня еще столько было на душе, — с чувством заметил Роберт.
— К самому Префекту непосредственно не обращаются с вопросами, — возразил Комиссар. — Он сделал вам двойное напутствие. Я поздравляю вас с назначением.
— Тем более, — признался Роберт, — я сомневаюсь, что справлюсь с задачей.
— Скажу вам одно, господин доктор. Вы пока что не разделили нашу судьбу, вас принимают только как гостя в наше сообщество. С незапамятных времен хроника наша ведется гостем. Почему — вы поймете позже, когда хорошо ознакомитесь с Архивом. Если вам на первых порах, пока вы осмотритесь в городе, понадобится сопровождающий, то всегда, я думаю, найдется такой, кто бы мог взять на себя эту миссию.
— Я уже встретил здесь своего отца, — сказал Роберт, — и… — он осекся. В высоких инстанциях, должно быть, и так все знают.
— Нет ничего, что бы могло вам внушать опасения, — учтиво сказал Комиссар. С этими словами он встал и слегка поклонился.
Роберта отпустили. Ему показалось, что чиновник утомлен, отчего улыбка его казалась восковой. В соседнем помещении Роберта принял секретарь Высокого Комиссара. У него было полное лицо, голубые глаза весело сверкали за толстыми стеклами очков.
— Дело за некоторыми формальностями, — сказал он и положил письмо из Префектуры, протянутое Робертом, на стол перед собой. Он выписал ему удостоверение, которое давало право входа в любое место — в казармы, в частные дома, в районы катакомб.
— Подземные области, — пояснил секретарь, потирая рукой свои розовые щеки, — простираются в северо-восточном направлении далеко за пределы видимых очертаний нашего города, очень далеко.
Он дал понять как бы вскользь, что они теряются в беспредельности. Но поскольку условия этой местности по мере удаления от центра города становятся все более суровыми, то желанию углубляться в нее весьма скоро наступает естественный предел.
— Вы подпишитесь своим именем, господин доктор? Вообще мы не выдаем специальных удостоверений, но в вашем случае это представляется уместным. Чтобы у вас не возникало трудностей.
Роберт достал авторучку и расписался. Чиновник поставил на документ печать и выдал ему чеки — один на квартиру, один на еду и еще один на покупки, — которые давали Роберту право покрывать все его личные расходы за счет города.
— Жалованье, — разъяснил он вкратце, — выплачивается продуктами питания и платежными чеками в зависимости от ранга и значения занимаемой должности. Согласно значению вашей должности, вам как городскому архивариусу полагается четвертая из восемнадцати ступеней оплаты труда. Поскольку деньги вам здесь нигде не понадобятся, в том числе и для приглашения родственников, друзей или подруг, — секретарь весело сверкнул глазами на Роберта из-под стекол очков, — то какая-то часть ваших доходов может, если вы пожелаете, переводиться вашей оставшейся на родине семье в виде принятых там платежных средств.
Роберт кивнул. Затем секретарь назвал ему секретный номер своего телефона, право пользоваться которым имели только высшие служащие, описал местоположение Старых Ворот, где находились служебные помещения, и дорогу к удобной ему гостинице. Пожелав Роберту успешной деятельности, розовощекий секретарь простился с ним, пояснив, что теперь он должен снова обратиться к своим служебным обязанностям. Роберт, несколько удивленный столь деловитой озабоченностью секретаря, вежливо поблагодарил его за прием, взял удостоверение, прочие бумаги и покинул Префектуру.
3
В квартале города, где, по описанию секретаря, должна была находиться гостиница, царила какая-то торжественная тишина, резко контрастировавшая с тем оживленным движением, которое Роберт наблюдал в подземных коридорах и подвалах. Поначалу теплый воздух улиц после прохладных помещений Префектуры приятно действовал на него; скоро, однако, солнце поднялось довольно высоко и все сильнее стало припекать. Он снял пиджак и перекинул его через плечо. Потом взглянул на свои часы: они показывали без пяти минут одиннадцать.
Кривые улочки и переулки ответвлялись от широкой улицы, которая в виде полукружия огибала пятиугольную площадь. Взгляд уже привычно скользил по домам-развалинам, голые обшарпанные стены которых поднимались не выше двух-трех этажей; было такое впечатление, будто верхние этажи у них снесло вместе с крышами ураганным ветром. Только четырехугольные каменные остовы дымовых труб торчали вверх, подобно маленьким башням. На фасадных стенах сплошь и рядом зияли трещины, штукатурка во многих местах отвалилась большими кусками; в продуваемых ветром помещениях там и тут торчали из дверных рам клочья войлока; расколотые трубы, заржавевшие стальные балки глядели наружу, как обнаженные части скелета. Во избежание обвала кое-где установлены были опорные балки и металлические скобы. Многие здания внутри были опустошены пожаром, уцелели только каменные лестничные клетки и перекрытия. Тут Роберт догадался о целесообразности мраморных столов и кресел в Префектуре, которые сначала отчасти удивили его. По мостовой громыхали двухколесные тележки. Мужчины, переходя от дома к дому, собирали в ведра мусор, который уже лежал кучками у арок, и ссыпали его в большой контейнер. Каждый раз, перед тем как тронуться с места, один из мужчин, чтобы привести тележку в движение, хватался за спицы колес. На одной тележке была наклонно установлена бочка с водой; с помощью примитивного насосного устройства из нее поливали дорогу. Мужчины, занятые уборкой улиц, были в кожаных фартуках и кепках с козырьками.
Вообще Роберту бросилась в глаза будничная чистота как на улицах, так и в пустых домах. Нигде не валялись обгоревшие предметы домашней утвари, не громоздились груды строительного мусора и щебня; даже там, где от здания оставался один лишь фундамент, были расчищены широкие площадки с аккуратно сгребенными в кучку битым камнем и кирпичом. По некоторым признакам можно было заключить, что катастрофа, постигшая город, произошла в далеком прошлом. Обитаемы ли были останки домов? Помещения в нижних этажах казались жилыми. Кое-какие приметы указывали на то, что и во втором этаже отдельные комнаты использовались если не для жилья, то, во всяком случае, для каких-то еще целей. К примеру, там, где в оконные проемы вставлены были гладко обструганные дощатые щиты. Впрочем, они выглядели так, как будто вставлены были совсем недавно, и это вызвало у Роберта сомнение относительно времени общего разрушения. Возможно, оно произошло не в одночасье, а повторялось через неопределенные промежутки времени. С этим, по-видимому, было связано и то, что нигде не велось основательных восстановительных работ, а принимались лишь временные меры.
У одного из таких домов Роберт увидел лестницу, приставленную к фасадной стене, и на ней женщину в коричневой блузе с ведерком воды; женщина эта тщательно мыла щеткой доски, которыми было заделано окно. Покончив с мытьем, она принялась протирать доски куском кожи, точно это были стекла, и терла их до тех пор, пока их желтоватые поверхности не заблестели как глянец. Роберт только покачал головой. Он не просто подивился действиям эгои женщины, но и предположил, что в них таится некий смысл, который он, может быть, поймет со временем, когда найдет ключ к разгадке этого города. С точки зрения здравого смысла все, что он увидел здесь уже в первые часы своего пребывания, находилось в странном противоречии с термальной жизнью. Сама беседа с Высоким Комиссаром протекала весьма необычным образом. Говорили друг с другом так, будто между ними и действительностью стояла некая стена. Хотя в Префектуре он настолько захвачен был атмосферой момента, что необычность ситуации, можно сказать, не осознавалась им. И даже сам факт, что Префект говорил с ним через микрофонную установку, не столько поразил его, сколько в известном смысле заворожил. Конечно, это выглядело странным, что его — вместо того чтобы объяснить характер и особенности работы — тотчас вовлекли в обсуждение вопросов человеческого существования, которые теперь ему представлялись не чем иным, как философскими хитросплетениями. Поскольку сам он не хлопотал ни о какой должности для себя, а получил приглашение от городских властей, то уместнее было бы очертить круг его будущих обязанностей, определить рамки служебной деятельности, часы работы. Что скрывалось за этими старомодными званиями архивариуса и хрониста? Не отводят ли ему роль некоего средневекового писаря? Он вдруг подумал, что у него нет даже письменного договора на руках. Этот улыбчивый розовощекий секретарь, хотя и оформил на него ряд документов, лишь туманно намекнул на какую-то четвертую ступень жалованья и на положение высшего служащего. Может ли он уже считать себя связанным работой в этом городе — или Префектура молча давала ему лишь испытательный срок?