Бегло улыбнувшись, ассистент указал Роберту на обширную картотеку, размещенную на письменном столе, в стойке с выдвижными ящиками.
– Вот это – фундаментальное Наставление по использованию Архива, – сказал он, – плод многолетних трудов нашего Мастера Готфрида, вашего предшественника. Сей титул Архивариусы обычно получают после определенного испытательного срока… и вас, господин доктор, в свое время пожалуют званием Мастера Роберта. Ну а в Наставлении найдется соответствующее разъяснение по любому вопросу, а также отсылы к шифрам справочных томов и к местоположению обработанной или еще обрабатываемой литературы, в том числе материалов на пластинках. Если нам, ассистентам, картотека почти не требуется, ведь мы на практике до тонкости изучили структуру и состояние Архива, то новичку она облегчает жизнь, ибо таким образом он может освоиться у нас без посторонней помощи.
От Роберта не укрылся намек, что ему до́лжно полагаться лишь на себя, и теперь он слушал ассистента, не задавая вопросов. А Перкинг продолжал:
– Если учесть, что здесь хранится духовное наследие пусть и не всей планеты, но, во всяком случае, евразиатской ее части, причем собранное за сотни и даже за тысячи лет… по сути, начиная с тех пор, как смертные придумали письменность… и оно не иссякает, а только множится, можно прямо-таки подумать, будто его не вместит ни хранилище Старых Ворот – а в этом хранилище, кстати, немало глубоких подвальных ярусов, – ни вообще какой-либо архив на свете. Да-да, как я вижу по вашим удивленным глазам, сей факт можно бы счесть утверждением безумца или одержимого манией величия, особенно если я добавлю, что подавляющее большинство наших рукописей представляет собой литературу малоизвестную и слывущую утраченной. Но мы не фантасты, хотя поневоле занимаемся и фантастикой, как и всякой мудростью, присущей человекам. Не в пример библиотекам и научным институтам всего мира, где хранят все случайно собранное независимо от того, используется оно или нет, в нашем Архиве все новые поступления автоматически подвергаются классификации и просеиванию на предмет содержательности идей. Творческих идей не настолько много, чтобы они не бросались в глаза как небесные созвездия. Масштабы и объем духовной субстанции исчислены природой точно так же, как песчинки на земле. И запас песчинок, и запас идей нельзя ни увеличить, ни уменьшить. Различны лишь формы, в каких они являются, колеблется лишь интенсивность, с какой происходит возобновление той или иной идеи.
– Если я правильно понимаю, – сказал Роберт, – здесь собрано все существенное из когда-либо задуманного людьми и записанного на их языках, то есть совокупность всех истинных преданий. Кладезь духа и западня!
Перкинг приподнял левую руку, так что стала видна красная шелковая подкладка широкого рукава. Указательный палец ассистента смотрел вверх, он словно хотел изобразить в воздухе какой-то знак, но только повторил:
– Кладезь духа и западня! Как метко сказано! Достойно самого Курцико. – Он медленно опустил руку и продолжил: – Отношение человека к обыденности, любви, смерти, к начальству, истине и божественному закону, как вам известно, подчинено устойчивым ритуалам, в том числе и в смысле выражения. Точно волны, они ритмически повторяются во временно́й целостности. Они всегда – Сейчас, то бишь настоящее. Тот, кто однажды обрел перспективу, видит соответствия отдельных периодов и вклада народов. И тогда выясняется, что любая запись, будь то песня, идея, изображение или описание, имеет свое отражение и образец в духовном пространстве. Новое не всегда превосходит старое силой и глубиной. Это облегчает нашу задачу. Однако я утомляю вас сведениями, которые для вас, ученого, комментариев не требуют.
– С чем бы и с кем бы я здесь ни сталкивался, – сказал Роберт, – я всякий раз извлекаю урок. Так было со мной уже в Префектуре, когда я слушал Верховного Комиссара.
– Верховный Комиссар, – тут ассистент Перкинг почтительно склонил голову, – один из великих на этой земле. Что́ мы, ассистенты, рядом с ним?
– Будьте добры, – сказал Роберт, – расскажите мне побольше об Архиве.
– Его суть можно обрисовать лишь в общих чертах, – снова заговорил Перкинг. – Конечно, в трудах философов, поэтов, ученых наблюдателей он содержит совокупность прошлого, но к этим фундаментальным идеям творческого процесса на земле в неменьшей степени примыкают и все письменные свидетельства, запечатленные кем угодно в письмах, дневниках, посмертных рукописях и записках, коль скоро в них, – эти слова старый ассистент особенно подчеркнул, произнеся их с расстановкой, – коль скоро в них человеческая судьба представлена как пример судьбы космоса.