Вера Павловна поставила у изголовья могилы, туда, где весной будет установлен памятник, чистое блюдце, налила в рюмку воды и положила несколько конфет. Пока она все это делала, она разговаривала с бабушкой, сбивчиво пытаясь рассказать, что у них с Ликой все хорошо. Сама Лика молчала. Иногда ей хотелось прийти на кладбище, сесть рядом с бугорком земли и поговорить по душам. Но когда она приходила, ей становилось неловко, и ее воображаемый монолог терял свою сакраментальность. Девочка никак не могла почувствовать единение с этим местом, со сверкающими венками, с тишиной, нарушаемой только щебетом птиц. Ожидаемое успокоение не приходило. Все выглядело ненастоящим и чужим, а пространство под могилой казалось пустым. Как ни пыталась, Лика не могла представить себе, что там внизу лежит ее бабушка, это просто не укладывалось в голове, там должно быть пусто, абсолютно пусто, но где же тогда бабушка?
Лика подумала о бабушкиной комнате, о ночном столике, на котором стоит ее фотография и лежат ее вещи. По некому молчаливому согласию эта комната стала поминальной каплицей, где столик играл роль алтаря. Там Лика действительно могла поговорить с бабушкой. Но было ли это место ее настоящим домом? Эта мысль не давала Лике покоя. Она вспомнила о заброшенной деревянной хатенке в не менее заброшенной деревне. Там бабушка прожила большую часть своей жизни, там она воспитывала детей, любила и мечтала и, наверно, когда-то была счастлива. Сейчас ее дом, наполненный воспоминаниями, одиноко догнивал под тяжестью сломленной яблони.
Лика тяжело вздохнула и закрыла глаза. Что она могла сделать? Чтобы восстановить это место потребовалось бы очень много денег, сил и времени. Ни первого, ни второго, ни третьего у нее не было. В любом случае, кто будет заботиться о доме, когда ей исполнится столько же лет, сколько сейчас Вере Павловне, или потом? У него все равно никогда не будет вечности, вечности, которая есть у бабушки. Через лет сто или двести и эта могила зарастет, и городские власти будут продавать эту землю для повторных захоронений. Не останется никого, кто зажег бы свечку или поговорил бы с фотографией, не останется ничего.
У Лики сжалось сердце. К горлу подступил комок слез. Не сейчас. Лика открыла глаза и заставила себя больше не думать о вечном. Лучше было вообще избегать мыслить философскими категориями жизни и смерти, потому что для нее подобные размышления превращалось в торнадо, затягивающий все глубже и глубже в свою бездонную воронку.
Вера Павловна молча переминалась с ноги на ногу. Оказывается, снова пошел дождь, и женщина мокла, не решаясь открыть зонтик или предложить Лике идти домой. Девочка взяла ее за руку, и они не спеша побрели к выходу.
***
Тетрадка в черном переплете была опять открыта на первой странице. "Книга прошлого" упорно не хотела появляться на свет. Это порядком злило.
"Однажды мой папа качал меня на качелях. Мне было страшно. Я просила его остановиться. Я плакала. Он размахивался и подбрасывал качели все выше, пока они не взметнулись почти перпендикулярно земле. Я упала, разбила колени и поцарапала ладони. Почему он меня не слышал? Может быть, он хотел, чтобы я упала?"
Позитивно, нечего сказать. Лика закусила губу. Метод психотерапевта был больше похож на пытку, чем лечение.
Лика вырвала из тетради первый лист и уткнулась в ее вновь вернувшуюся пустоту. Размышляя над тем, что же все-таки написать, девочка мастерила из исписанной бумаги кораблик.
"Здравствуй, дневник. Меня зовут Лика. Мне 19 лет. Я учусь в университете и иногда даю уроки репетиторства по русскому языку. Мои родители погибли, когда мне было четырнадцать. Меня воспитывала бабушка. Она оставила свой дом в деревне и переехала в город, чтобы стать моей опекуншей. Почти два месяца назад она умерла. Теперь я живу одна".
Лика бросила ручку и включила телевизор. Посмотрев немного на экран, в котором рассказывали, как лучше приготовить морскую экзотику, она начала писать снова.
"Бабушка была очень доброй и заботливой. Когда я была маленькой и боялась грозы, она рассказывала мне сказки. Она любила меня просто так, потому что я ее внучка. Она ничего не требовала взамен. Она была счастлива, что у нее еще есть, кого любить".
Она умерла в больнице. Позвонили Вере Павловне. Потом в квартиру пришли незнакомые люди, они вели себя не как гости, а как хозяева, они принесли бабушку, лежащую в гробу, внучка и добрая подруга сидели возле нее всю ночь, а назавтра Лике пришлось осознавать смысл слова "никогда". Но смысл так и остался непонятым, отгороженным непроницаемой стеной ужаса. Поминки, перловая каша на самом дне тарелки, кто-то пил водку, закусывая наспех приготовленными Верой Павловной салатами и бутербродами. Блюдце с кусочком хлеба и солью поставили для бабушки. Оно стоит на ее столе до сих пор.