Несколько минут мы молча толкали плот вперед.
— Отстали? — спросил Хильмо, наваливаясь на шест всем телом.
— Нет, движутся за нами.
Теперь позади было уже больше десятка «бревен», и они явно двигались за плотом.
Плыть стало легче — дно повышалось, начали попадаться крохотные островки, поросшие густым кустарником.
Усердно налегая на шесты, мы обошли один за другим несколько островов, и перед нами снова открылась чистая вода. Далеко впереди, сквозь дымку тумана, столь характерного для этих мест, угадывались очертания берега. Я уже решил, что туджаны остались позади, когда Хильмо крикнул, указывая вправо:
— Вон они! Целая армада!
Из-за островков выплывали темные туши туджанов.
— Может, причалим к островку, переждем? — предложил я. Выглядели туджаны угрожающе, и на твердой земле я бы чувствовал себя увереннее.
— Может, они не нападут, — с сомнением в голосе ответил Хильмо. — А если нападут, то лучше пробиваться к берегу. Слишком эти острова малы.
Островки действительно были маловаты, чтобы на них можно было отсидеться.
— Переходи вперед и старайся не терять скорость — я прикрою. — Хильмо перебросил автомат на грудь, открыл свой изрядно похудевший рюкзак и, вытащив остальные магазины, рассовал их по карманам комбинезона.
Мы поменялись местами и снова налегли на шесты.
Смотреть на Хильмо было приятно. Его широкая, коренастая фигура излучала уверенность в своих силах и готовность драться до последнего, и я еще раз убедился, что выбрал подходящего спутника. Последнее время он, правда, нет-нет да и сбивался на «ты», но это не режет мне слух. Бывают обстоятельства, когда этикетом можно и пренебречь.
Туджаны догоняли. Они шли словно загонщики — полукругом, и полузакрытые глазки их тускло поблескивали желтым огнем. Сомнений в том, что они хотят напасть на нас, у меня лично не осталось.
Выглядят эти твари отвратительно, и я, признаться, до недавнего времени даже не слышал об их существовании, а услышав, не поверил бы. Хотя после войны столько мутантов развелось, что опытный человек любой небылице поверит, а сомневаться станет разве что такой домосед, как я.
В деревнях, стоящих у восточного края болот, этих тварей называют прыгающими крокодилами. Как они прыгают, я не видел и видеть не желаю, но внешне они действительно напоминают крокодилов, только задние ноги у них не кривые и короткие, а длинные и хорошо развитые. Уродливая морда этих тварей покрыта неровными шишковатыми наростами, которые расположены около самых глаз и порой мешают туджанам видеть. Кожа их напоминает кору старых деревьев — черную и шершавую на вид, покрытую то ли складками, то ли трещинами, в которых обитают маленькие серо-желтые жучки. Бр-р-р!
Я вздрогнул — за спиной коротко рявкнул автомат Скверного Мальчика. Пули защелкали по воде, и два ближайших туджана на мгновение замерли, словно натолкнулись на прозрачную стену. Плот вильнул в сторону, и мне пришлось на время забыть о Хильмо, туджанах и цели нашего похода, сосредоточив все внимание на управлении плотом. Сейчас только от моей ловкости зависело, будем ли мы жить. И не мы одни…
Что было потом, я помню отрывочно. Я изо всех сил толкал плот и не сразу заметил, что туджаны взяли нас в кольцо. Я крикнул Хильмо, предупреждая его об опасности, и он перенес огонь на тварей, преграждавших нам путь к берегу. Я видел, как пули входили в буро-зеленые шкуры туджанов, а они все продолжали плыть. Помнится, я пожалел, что на одном из привалов мы, чтобы облегчить рюкзаки, выкинули гранаты…
Я тянул и толкал плот, не давая ему ни на минуту остановиться, и все же мы двигались слишком медленно…
Не будь Скверный Мальчик превосходным стрелком, эти твари наверняка бы нас сожрали. Стоя в классической позе — левая нога вперед, туловище вполоборота, Хильмо не просто расстреливал нападающих — он бил их выборочно, словно прорубал просеку, всаживая в каждого не меньше десятка пуль. Он утратил вид лихого вояки и выглядел как человек, выполняющий тяжелую работу, требующую большого внимания и напряжения всех сил.
Когда расстояние между нами и туджанами сократилось до нескольких метров, а перед плотом образовалось окно чистой воды, Хильмо перебросил за спину автомат и схватился за шест.
Чудом проскочили мы между нападающими, кровь которых окрасила воду грязно-багровыми разводами, причем один успел-таки отхватить от моего шеста изрядный кусок — зубы у них страшные, а другого Хильмо пришлось скидывать с плота… Как бы то ни было, мы вырвались из кольца, но до берега было еще далеко, а туджаны уже снова выстроились полумесяцем. И тогда меня осенила гениальная мысль — я бросил шест и принялся развязывать рюкзак. Хильмо посмотрел на меня как на сумасшедшего и продолжал толкать плот вперед — к берегу.
Универсальное средство для разведения костра под дождем — не бог весть какое оружие, и все же огненная стена, отгородившая нас от туджанов, несколько минут нам подарила. Нам некогда было любоваться достигнутым эффектом, но, когда из огня вырвались, словно горящие катера, три первых туджана, на это, право же, стоило посмотреть.
А потом туджаны снова стали нас догонять, и снова мы толкали плот, а Хильмо время от времени брался за автомат и расстреливал наиболее ретивых преследователей…
Почему-то мы думали, что стоит нам выбраться на берег — и все кончится само собой, однако на суше положение наше ухудшилось — туджаны начали прыгать.
Наверно, это забавное зрелище, если смотреть на него со стороны, но когда в воздухе, прямо у тебя над головой, оказывается лязгающая зубами туша килограммов этак на триста, желание забавляться пропадает. Особенно если автомат один на двоих и патроны на исходе.
Мы бежали так быстро, как я не бегал никогда в жизни. Грудь разрывалась, ноги дрожали и деревенели. Земля, словно живая, всхлипывала, вздымалась и опадала под ногами. Временами я слышал за спиной грозный клекот автомата, и он казался мне райской музыкой — значит, есть еще патроны, значит, еще поживем…
Туджаны обходили нас то слева, то справа, и мы, соответственно, шарахались то вправо, то влево, не заботясь о направлении движения. Сначала мы мчались мимо редких трухлявых деревьев, потом мимо гигантских хвощей, потом продирались сквозь кустарник. Я был впереди, потом впереди оказался Хильмо, и я едва поспевал за ним.
А потом я упал. И надо мной стоял Скверный Мальчик с автоматом в руках и стрелял, стрелял, стрелял… Словно вколачивал гвозди. Стрелял уже не очередями, а одиночными, и отработанные гильзы шипели, падая в воду. И лес, казалось, насквозь был пропитан сладковатым запахом крови.
Кончились патроны, и мы снова бежали. По грязной, будто протухшей воде, по серому ковру мхов, по скользкой рыжей земле. Скользили, падали, вскакивали и снова бежали. Хильмо по пояс провалился в какую-то яму, и я, ругаясь последними словами, тянул и тащил его…
А потом все кончилось. Мы миновали какой-то особенно колючий кустарник и обнаружили, что туджаны прекратили преследование…
Была тишина и темнота. Полное блаженство сменилось страхом: если Шварц не выдержал и послал вертолет бомбить Станцию один раз, он запросто может сделать это и вторично. Но, спасшись от туджанов, попасть под бомбы милого дурака Шварца — это не просто глупо, а глупо до отвращения. Значит, надо идти. Быстро идти, быстро делать свое дело и быстро возвращаться.
Я поднялся с мокрой земли и легонько ткнул Хильмо носком сапога:
— Вставай, время не ждет.
Тело отчаянно болело, но надо было собраться с силами, надо было идти вперед.
Эрнест Александеро
Какое счастье выйти наконец-то из этих бесконечных болот на твердую землю и не видеть больше перед собой высокой жухлой травы с предательски яркими пятнами мха, прикрывающего промоины черной воды, мертвенно-бледных хвощей, плавающих змей, туджанов и прочей пакости. Даже тучи комаров, столь сильно досаждавшие нам в последние дни, куда-то вдруг разом пропали, а птицы, которых за три недели наших скитаний по болотам я изредка слышал, но ни разу не видел, встречались здесь на каждом шагу и с шумом и писком выпархивали прямо из-под ног.