— Каждый из нас занимает слишком незначительный уголок в жизни другого. Меня это перестало устраивать. — Она говорила с горечью и старалась на него не смотреть. Она, которая никогда не отводила глаз.
Ему казалось, что, если бы она не отвела тогда глаз, все могло быть по-другому. В том, что она не хотела на него смотреть, ему почудился упрек, но если бы она смотрела прямо, упрек послышался бы ему в голосе, померещился в жесте…
«Ну не может же быть, чтобы ни одна машина не ехала в аэропорт?!» — Дмитрий еще раз осмотрел табличку с номером рейсового автобуса, она висела на месте: желтая, с облупившимся краем. Взглянул на часы: «Кажется, еще немного, и я начну одновременно кусать оба локтя!»
Он был глупец, затаил обиду и ушел, а ведь можно было все исправить! Но не это, не это заставило его принять решение, вытолкнуло под дождь час с лишним назад. Привыкнув анализировать свои поступки, он привык и разумно их объяснять, что позволяло ему почти всегда жить в мире с самим собой.
«Конечно, я хочу выйти за тебя замуж…» — сказала она, и горестно дрогнули обычно улыбчивые губы. И, вспомнив, как она это сказала, он откинул глупые обиды, как откинул через минуту схемы и расчеты, оставил гордость, как оставил плащ на вешалке… Нет, плащ он оставил не случайно, а чтобы создать эффект присутствия на рабочем месте, отпрашиваться не было времени. Именно эти слова вспомнились ему и ее легкая, вдруг показавшаяся такой одинокой и беззащитной фигурка на фоне темного окна… Ольга в своем пестром домашнем халатике и небольшой круг оранжевого света от торшера, едва охватывающий половину маленькой комнатки, представились ему вдруг символами счастья, такого хрупкого и недолговечного, что Дмитрий даже замотал головой, пытаясь прогнать наваждение. Он сомневался, тешил свои обиды, когда уезжала, уходила его женщина, которая, вне всякого сомнения, любила его и которую, главное, любил он. Сомневался и колебался он, природой призванный защищать, оберегать, поддерживать ее! Но если сомневается любящий мужчина, то как тогда мир не сходит с рельсов и не летит кувырком к чертовой матери?
«Да что же это за наказание? Вымерли эти автобусы, что ли?!» — Дмитрий так яростно сжал зубы, что где-то за ушами хрустнуло.
Улица была пустынна, только вдалеке, еле видимая сквозь завесу дождя, пробиралась, обходя частые лужи, сгорбленная старушка под черным траурным зонтиком. Но вот, словно звезды из тумана, вынырнули из серой дымки бледные огоньки. Не сразу, сначала едва подкрасив дождь желтым, так что еще чуть только угадывались, потом стали ярче, ярче и, наконец, заблестели ясно и обнадеживающе.
Глядя на огоньки фар, похожие одновременно и на звезды, и на глаза диких зверей, Дмитрий подумал, что космические величины времени и пространства, с которыми он привык работать, трудносоотносимы с конечной, стремительной и во всех вселенских масштабах мгновенной человеческой жизнью. «От тебя веет космическим холодом», — вспомнил он как-то сказанное Ольгой. Тогда эти слова польстили его самолюбию, он гордился своей работой, возвышающей его над земной суетой! Он не бежал за уходящим трамваем и философски принимал положенные за опоздания замечания и выговоры. Он не клянчил надбавку к зарплате и не дрался за отпуск летом. Ему казались смешными сотрудницы, в обеденный перерыв бегающие по магазинам в чаянии схватить появившиеся только что помидоры или огурцы. Стоящие в безумных очередях за тихоокеанской селедкой и потом, счастливые, заворачивающие эту, с боем и руганью выхваченную, выстраданную селедку в использованные распечатки сложнейших ЭВМ. Ему странно было смотреть, как программистки, только что оперировавшие сотнями в гнетущих степенях, толкались в набитом транспорте, раздраженно огрызаясь, когда их задевали локтями, отчаянно пихались сами, оберегая тяжелые хозяйственные сумки.
Немногие его друзья говорили, что он не ощущает «вкуса жизни», и в чем-то они, вероятно, были правы. Ему было все равно, что есть, что пить, во что одеваться. Может быть, чувство, что он отдает себя своему звездному делу целиком, не обращая внимания на быт, и придавало ему некоторую отрешенность, заставившую Ольгу в конце концов добиваться длительной командировки? Если бы она не собралась уезжать, он никогда бы не задумался над своими отношениями с ней, с другими людьми, но, задумавшись, вдруг понял, как он одинок.
Это понимание пришло внезапно, вчера, в конце рабочего дня. Ребята собрались домой, в магазин, в кино, кто куда, но, прежде чем уйти, они, не в силах так просто расстаться, остановились перед дверями комнаты, перебрасываясь шутками, улыбаясь, болтая о каких-то пустяках, что называется, «языками зацепились». Дело даже не в том, что их связывала общая работа, просто им было хорошо вместе, и Дмитрий почувствовал, как отчаянно завидует этому. На них не было звездного блеска, и кое-кто, возможно, хуже, чем он, разбирался в графиках и вычислениях, но сейчас это не имело значения. Дыхание вечности, сигналы далеких галактик и возможность обнаружить существование иной цивилизации не были главными в их жизни. Это было лишь одной из сторон их земного бытия, обремененного семьей, усложненного заботами, обогащенного печалями и радостями, мелкими на фоне космоса, но в сумме своей и составляющими неповторимость и интерес человеческой жизни. Они были отважными искателями синей птицы и ловили ее везде, где только чудился им отблеск ее счастливого оперения: в звездных сигналах и в хорошей музыке, в солнечном дне и в приглянувшейся девице. Он же ткал и ткал свою паутину, в любую погоду, в любое время года, и сам толком не понимая, для чего она ему нужна, и уж вовсе не задумываясь о том, зачем она нужна другим. Чувство тревоги и сомнение в своей правоте подсказали ему, что вера и целеустремленность в высшей фазе своей переходят в ограниченность и фанатизм, и именно это происходит с ним. Недовольство собой росло, пока сегодня он не ощутил совершенно ясно, что упускает последний шанс вырваться из цепенящего душу сна, успеть поймать, ухватить, спасти земную свою толику счастья.
Дмитрий стоял посреди дороги с поднятой рукой — это все, что он мог сделать, чтобы заставить машину остановиться. Автобуса не было, и не было времени его дожидаться, и совсем не было надежды, что машина «Техническая помощь», уродливый, крытый металлом грузовик бежевого цвета, остановится.
«Объедет! — с отчаянием подумал Дмитрий, растопырив руки. Дорога была достаточно широка, а место рядом с водителем занято. — Неужели объедет?»
Что за скупец обещал полцарства за коня? Полжизни, лишь бы эта допотопная колымага остановилась!
И она остановилась. Резко затормозила перед Дмитрием, окатив его потоком грязной воды. Еще не веря удаче, он ринулся к кабине. Но открылась другая дверь, в кузове, и мужской голос скомандовал:
— Сюда!
Дмитрий рывком закинул свое тело в салон, машина рванулась вперед. Он наверняка упал бы, но его поддержала сильная рука.
— В аэропорт?
— Да. — Дмитрий для верности кивнул. — Минут двадцать ждал автобуса, опаздываю.
— Автобус сейчас здесь не ходит, дорогу ремонтируют. Мы вас подбросим до места работ, оттуда минут пятнадцать быстрой ходьбы, — сказал мужчина, спокойно и дружелюбно рассматривая Дмитрия. — Присаживайтесь. — Он указал на откидное кресло рядом с дверью, а сам опустился на сиденье напротив.
Дмитрий медлил. С него обильно стекала вода, и на полу салона уже появилась небольшая лужица.
— Садитесь, — настойчиво повторил мужчина, заметив его колебание.
Машину сильно трясло, и, чтобы не упасть, Дмитрий присел на краешек сиденья. Осмотрелся, в салоне кроме говорившего с ним были еще двое: мужчина и женщина. Они сидели спиной к нему и возились с каким-то прибором. Вообще весь салон был так напичкан всевозможной аппаратурой, что свободного места почти не было. Светло-серые приборы с плавными обводами, усеянные бесконечными кнопками, шкалами и экранами, от которых рябило в глазах, были смонтированы в пульты, навешаны на стены, закреплены на полу. В ближнем к кабине углу возвышалось странное устройство из нескольких матовых и прозрачных конусов и полусфер, соединенных между собой множеством металлических стержней. С одного взгляда было ясно, что техника новейшая, суперсовременная, должно быть импортная. Судя по количеству кнопок и клавиш, внутри этих небольших на вид приборов понапихано черт знает сколько всего. Японская? Такой аппаратуры Дмитрий не видел даже у себя в институте. За что это дорожникам такое богатство привалило? И нашли место, где установить, хуже телеги под рукой не оказалось?