— Ага, у нас гость! — громко сказал за моей спиной грубый низкий голос.
Я отдернул руку от стола и обернулся.
В одном из дверных проемов стояли двое мужчин в коротких синих плащах. Один из них держал в руках черно-алую шкатулку, другой — меч в изукрашенных драгоценными камнями ножнах.
— Любуешься? — спросил чернявый, с любопытством меня разглядывая.
— Это не шуан, — повернулся к нему высокий.
— Вижу. Ты Пришедший?
— Да.
Мужчины переглянулись и, словно забыв обо мне, негромко заговорили между собой.
— Чанси обрадуется.
— Госпожа тоже.
— Чанси — хозяин.
— Но он смотрит в Лабиринт.
— Госпожа тоже.
— Чанси вернет нас на родину. Что может сделать госпожа? Если он уйдет в Лабиринт, она будет никому не нужна.
— Делай как знаешь, — качнул головой черноволосый.
— Мы слуги купца Чанси из Восточных земель. Хочешь пойти с нами? — обратился ко мне высокий. — Наш хозяин любит разговаривать с Пришедшими и дает им хорошую работу.
Значит, здесь все-таки есть настоящие люди. И я наконец-то смогу узнать что-нибудь о Городе, в который меня занесла судьба. И может быть, даже о себе самом. Я секунду поколебался, вспомнив о Се, но потом решил, что, если вернусь к ней завтра, ничего страшного не произойдет, а беседа с толковым человеком — лучший способ разузнать все, что меня интересует.
— Я готов идти с вами.
— Вот и отлично. Прихвати с собой вот это, чтобы не идти к Чанси с пустыми руками. — Высокий протянул мне шкатулку. — Идите, я вас догоню.
Мы вышли из дома и начали спускаться по пологой лестнице — черноволосый впереди, я за ним.
Пройдя метров триста по улице, параллельной озеру, мы стали подниматься в гору, и тут нас догнал второй мужчина. Он шел, слегка сгорбившись под тяжестью семисвечного бронзового шандала. Чанси, очевидно, был большим любителем красивых вещей.
— Что, опять меланхолия?
— Да вроде того.
— К вам же друзья вчера приходили, неужели утешить не могли?
— Они утешат! Я тут валяюсь дохляком, а жизнь идет. Посиди со мной, а?
— Во! Личную сиделку ему подавай! Может, тебе почитать что-нибудь принести?
— Есть у меня книжка.
— Эта? Да от такой книги у любого нормального человека мозги вывихнутся: «Магнитная гидродинамика средних полей и теория динамо». Ты физик, да?
— Радиоэлектронщик.
— А у вас правда в цеху что-то взорвалось?
— Нет. Просто олух стажер по ошибке цепь коротнул, пока мы на обеде были. Прибежали — пришлось тушить. А у нас там трансформаторы высокого напряжения стоят.
— А вы действительно завод спасли?
— Мы? Завод? Ну уморила! Ой, не могу! О, черт, как больно-то! Даже рассмеяться по-человечески нельзя. Кто это тебе сморозил? Наш корпус вообще на отшибе стоит.
— Да вот ребята к тебе приходили…
— Ну молодцы! Ты их слушай больше, они тебе еще и не такого нарассказывают. Вот результаты нашей годовой работы мы действительно спасли. Но хвастаться тут нечем, стажера-то ведь тоже мы к приборам допустили.
— А что за стажер?
— Прислал родной институт подарочек! О-о-о!
— Что, опять болит?
— Не болит, а так, ноет. И голова с утра тяжелая. Простудился, что ли?
— Температуры вроде нет.
— Не убирай руку, так хорошо, холодит. Будто оттягивает тяжесть. Может, ты экстрасенс?
— Я могучий индийский маг Вера. Ну, полегчало? А то мне еще кучу уколов сделать надо, порошки разложить, таблетки…
— Полегчало. Если минутка свободная выдастся, заглядывай, ладно?
— Заглядывай! У меня таких, как ты, знаешь сколько? Ко всем заглянуть, каждому сопли утереть. Причем есть и вовсе больные, как наша мумия, а не притворялы вроде тебя.
— Ну тогда не заглядывай.
— Ладно-ладно, не надувайся, не порть себе кровь, а то придется с тобой лишний месяц возиться. Загляну.
— Человек может жить без одежды. Может жить без мяса и хлеба. Какое-то время даже без воды. Но без веры человек жить не может. И не важно, во что он верит: в Бога, в высшую справедливость, в деньги, в посмертную славу, в то, что за добро ему будет отплачено добром. Главное, чтобы хоть какая-то вера была. Вера — это любовь. Правда, это и ненависть… Но не равнодушие…
Бормотание затихло, и мой черноволосый спутник тихонько раздвинул тяжелые портьеры, закрывавшие вход в комнату.
— Господин Чанси, мы вернулись.
— Как, вы еще не удрали в Лабиринт?
— Нет, мы вернулись с добычей.
— Хорошо, оставьте вещи в зале, я потом посмотрю.
Черноволосый пошире раздвинул портьеры.
— Господин, мы встретили Пришедшего, и он здесь.
— А, это другое дело! Пусть войдет.
Второй сопровождающий кивком указал мне на вход в комнату, а черноволосый, положив меч на каменный пол, сдернул с себя плащ и накинул его мне на плечи.
— Скажи господину, что мы его верные слуги. Пусть не забывает нас, — прошептал он и легонько подтолкнул меня в спину.
Я вошел в большую квадратную комнату с затянутыми темно-бордовой тканью стенами и остановился, осматриваясь.
Высокое узкое окно почти не давало света.
— Скажи, Пришедший, может ли человек жить без веры?
За столом, подперев голову ладонью, сидел крупный мужчина с обрюзгшим, оплывшим лицом. Из-под тяжелых век поблескивали маленькие мутные глазки. Перед ним стоял большой пузатый бокал из цветного стекла и высокий металлический кувшин, украшенный изображениями крылатых драконов.
— Человек может жить без многих вещей. И без веры тоже, — возразил я, не задумываясь над смыслом вопроса: было очевидно, что Чанси хочется спорить. Истина в нашем споре вряд ли родится, но какой-нибудь информацией я разживусь.
— Без веры? — Чанси сокрушенно покачал головой. — Нет, без веры человек жить не может. Или это будет уже не человек. Ты видел, во что превратился Город после того, как ушла вера? Развалины.
— Вера — не хлеб, не вода, веру можно придумать.
— Э, нет. Вера должна родиться в сердце народа, как жемчужина во чреве океана, и долго-долго вызревать. Ее надо досыта напоить потом и кровью, ее надо выстрадать — только тогда она станет настоящей верой. Придумать можно сказку…
— Например, о Желтой Черепахе?
— Нет, Желтая Черепаха — это совсем другое дело. Это символ власти Лабиринта, символ безверия и равнодушия. Спокойная, всеядная, бессмертная тварь. Раньше ее кормили людьми, а теперь кормят отбросами. Впрочем, теперь ее совсем не кормят. Некому стало. — Чанси задумался и смежил веки.
Мне опять не повезло с собеседником — то ли мировая скорбь его мучит, то ли пьян смертельно. Что теперь делать: попытаться вежливо откланяться, сбежать или, набравшись терпения, предоставить событиям развиваться своим чередом?
— Да ты садись. Тебе ведь спешить некуда? — Чанси поднял на меня крохотные глазки, несколько мгновений смотрел невидящим взглядом, потом отвернулся и хлопнул в ладоши.
Я занял стул напротив Чанси, и тут же из-за моей спины вынырнул человек с подносом в руках. На подносе стояла ваза с фруктами, пузатый бокал и несколько серебряных розеток. В одной из них были орехи, в других — какие-то неизвестные мне лакомства. Поставив поднос на стол, человек плеснул в бокал густого темно-коричневого вина, подал мне и скрылся.
— Пей. Раньше это многим заменяло веру. Да не смотри на меня так. Это все же лучше, чем идти в Лабиринт.
— А зачем вам идти в Лабиринт?
— Вам?
— Тебе, — уточнил я.
— Незачем. Я и не пойду. Хотя… Кто знает, что каждый из нас сделает завтра? Многие мои друзья клялись, что не пойдут туда, а через день, два, через месяц… Мне жаль тебя.
— Меня? Почему?
— Он и тебя сожрет. То есть не сожрет, — Чанси усмехнулся, — а сделает самим собой. Ты ведь хочешь быть только самим собой и никем другим, правда? Ты не хочешь играть никаких ролей, не так ли?