— Форд Тассо нанял тебя, чтобы найти и освободить меня, что ты и сделал. За это он обещал сказать тебе, где можно найти Билла Кейси. Я решил избавить его от этой работы и наградить тебя лично. Здесь адрес. — Улыбаясь, я достаю конверт, который приготовил еще неделю назад, но он не выражает никаких эмоций.
— Я уже нашел Билла, — говорит он спокойно.
Я удивленно смотрю на него:
— Когда?
— Вскоре после того, как начались волнения.
— Ты его убил?
— Это мое дело, а не ваше, — резко отвечает он.
— Какой ты раздражительный, — говорю я недовольно, хотя внутренне улыбаюсь. Мне нравится Эл Джири. Он не испорченный циник, старающийся урвать от жизни все, что возможно. Просто хороший человек, лучше, чем многие из тех, кого я знаю, гораздо лучше меня, хотя и с дьявольским напором и решительностью. Опасный враг, и это испытали инки на своих шкурах, но сильный союзник. Как бы мне хотелось убедить его остаться. Но я говорю: — Ну, что же, пусть будет по-твоему. — Я сжимаю руки, потом опускаю их. — Ты свободен. Благодарю и благословляю тебя перед уходом. Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, я откликнусь и сделаю все, что смогу. Но я не стану искать тебя и просить вернуться.
— Благодарю. — Он встает и протягивает мне кредитную карточку: — Мне дал ее Форд. Я снял немного денег, они понадобились мне вначале. Теперь мы в расчете?
— Господи, Джири, оставь ее себе, — смеюсь я. — Ты ее заработал.
— Нет, — говорит он твердо, — мне не нужны ваши деньги. Я пойду своей дорогой. Еще точно не знаю какой, но разберусь по ходу дела.
— Как хочешь. — Я беру у него карту и кидаю ее на стол, потом смотрю на Аму. — Ты не мог бы оставить нас наедине? — спрашиваю я Джири.
— Ама? — Он вопрошающе смотрит на нее.
Она бросает на меня холодный взгляд, потом вздыхает:
— Подожди меня снаружи, Эл. Я долго не задержусь.
— Ладно. Позови меня, если что.
Джири направляется к выходу, оборачивается и делает прощальный взмах рукой — я машу ему вслед, — потом подходит к двери и исчезает, оставив меня наедине с женщиной, по чьей любви я тоскую и чьей ненависти боюсь.
— Сколько времени прошло. — Я слабо улыбаюсь. — А ты так же красива, как и раньше.
— Ты принес меня в жертву, — говорит она тихо, сразу переходя к делу. — Дорак поставил тебя перед выбором — или я, или его империя, — и ты выбрал последнее.
— Я не мог поступить иначе, — бормочу я, — ты ведь знаешь.
— Разве? — холодно говорит она. — Я люблю тебя, Капак… — Мои надежды вспыхивают вновь. — Но не хочу. — И так же быстро угасают. — Любовь похоронена глубоко во мне, и я не могу так просто забыть ее.
— Я тоже. Я люблю тебя сейчас точно так же, как десять лет назад, но должен был сначала подумать о городе. И так мне придется делать всегда. Кардинал запрограммировал меня на это, так же как запрограммировал нас любить друг друга. Я беспомощен, как и ты.
— Я так не думаю, — возражает она. — Тебя он сделал другим. Ты должен был стать единственным в своем роде, независимым от других суждений для того, чтобы поднять его империю до тех высот, о которых он мечтал. Думаю, если бы ты ценил меня больше славы, то проявил бы волю. Но это не так.
— Но ты ведь все равно бы умерла, — жестко напоминаю я. — Как умерли все Аюмарканы.
Она горько улыбается:
— Этим вряд ли можно оправдать твой выбор.
— Я сделал то, что должен был сделать, — настаиваю я.
Но, по правде говоря, я сам не знаю, верю ли в то, что говорю. Десять лет твердил себе, что я пешка, но часть меня всегда сомневалась в этом. Возможно, именно здесь кроется причина моих ночных кошмаров, в которых я снова переживаю момент выбора и сгораю со стыда при воспоминании о нем.
— Давай не будем спорить, — говорит Ама, закрывая глаза. — Я здесь. Я вернулась, как и должна была. Я твоя. Делай со мной, что хочешь.
Я направляюсь, чтобы заключить ее в свои объятия, но непроизвольно останавливаюсь, когда она открывает глаза и смотрит на меня пустым взглядом.
— Нет, — хрипло шепчу я, — не так. Недостаточно, что ты любишь меня. Ты должна хотеть меня. Я не стану брать тебя против воли.
— Придется, — говорит она. — Потому что я не хочу тебя. И никогда не захочу. Но я люблю тебя и отдаюсь тебе. Не знаю, как долго смогу это выносить, думаю, что однажды перережу себе вены, но ты можешь обладать мною столько, сколько я проживу. Ты получишь все сполна.
Я чувствую, как дрожат мои губы, и прикусываю их. Я — Кардинал, а Кардинал не плачет ни при каких обстоятельствах. Я даже выдавливаю презрительную усмешку: