Я сидел с Генри и Бинполом немного в стороне от остальных. В горах жизнь всех тесно связана. Но у нас эта связь была еще теснее. Трудности, выпавшие на нашу долю, уничтожили ревность и вражду, которые сменились подлинной дружбой. Все ребята в нашем отряде были друзьями, но отношения между нами троими все же были особыми. Бинпол печально сказал:
- Я сегодня не взял метр семьдесят... Говорил он по-немецки. Мы изучали этот язык и нуждались в практике. Я ответил:
- Иногда выходишь из формы. Ты еще наверстаешь.
- Но у меня с каждым днем результаты все хуже.
- А я сегодня обошел Родриго, - заметил Генри.
- У тебя все в порядке.
Генри тренировался в беге на длинные дистанции, и Родриго был его главным соперником. Бинпол упражнялся в прыжках в длину и в высоту. Я был одним из двух боксеров. Всего было четыре вида состязаний (четвертое спринтерский бег), и они проходили в остром соперничестве. Генри хорошо шел с самого начала. Я был уверен в себе, во всяком случае, по отношению к здешнему противнику. Это был Тонио, смуглый юноша с юга, выше меня, с более длинными руками, но не такой быстрый. Бинпол же все пессимистичнее смотрел на шансы попасть в команду.
Генри успокаивал друга, говоря, что слышал, как инструкторы его хвалили. Интересно, правда ли это, или выдумано для поддержки? Я надеялся на первое.
Я сказал:
- Я спрашивал Иоганна, принято ли решений о том, сколько нас пойдет.
Иоганн, один из наших инструкторов, приземистый, мощный, светловолосый человек, выглядел диким злобным быком, но в глубине души был очень добр.
- И что же он сказал?
- Он не уверен, но думает, что четверо - лучшие из каждой группы.
- Значит, трое нас и еще один, - сказал Генри. Бинпол покачал головой:
- Мне не выйти.
- Выйдешь.
- А четвертый? - спросил я.
- Возможно, Фриц.
Это был лучший спринтер. Фриц - немец и пришел к нам из местности на северо-востоке. Главным его соперником был француз Этьен, который нравился мне больше. Этьен был веселый и говорливый, Фриц молчаливый и угрюмый.
- Пусть кто угодно, лишь бы мы втроем прошли, - сказал я.
- Вы двое пройдете, - сказал Бинпол. Генри вскочил на ноги.
- Свисток. Пошли, Бинпол. Пора за работу.
У старших были свои задачи. Одни тренировали нас, другие уходили с отрадами за пищей. Были и такие, кто изучат немногие книги, оставшиеся от древних, и старался заново постигнуть чудеса искусства наших предков. Бинпол, когда представлялась возможность, бывал с ними, слушал их разговоры и иногда даже высказывал свои предположения. Вскоре после нашей встречи он рассказывал - мне казались эти слова ерундой - о чем-то вроде гигантского котла, который без лошадей приводил в движение экипажи. Нечто подобное было открыто - и открыто заново - здесь, хотя и не работало пока должным образом. А планы у нас были еще грандиознее - получать свет и тепло при помощи того, что древние называли электричеством.
А во главе всех стоял один человек, он держал в своих руках все нити управления, решения его выполнялись беспрекословно. И это был Джулиус.
Ему около шестидесяти лет, он мал ростом и хром. Мальчиком он упал в расщелину и сломал бедро. Оно неправильно срослось, и он остался хромым. В те дни дела в Белых горах шли по-другому. У тех, кто там жил, была единственная цель - выжить, и число их уменьшалось. Именно Джулиус подумал о привлечении людей извне. И он верил - и заставлял верить других, что придет день, когда человек выступит против треножников и победит их.
И именно Джулиус разработал план, к выполнению которого мы сейчас готовились. И Джулиус же должен был сделать окончательный выбор.
Однажды он пришел взглянуть на нас. У него были седые голова и борода, красные щеки, как у большинства тех, кто провел всю жизнь в разреженном воздухе высот. Он опирался на палку. Я увидел его и сосредоточил все внимание на поединке, в котором участвовал. Тонио парировал мой удар левой и нанес удар правой. Я увернулся, сильно ударил его по ребрам, а затем слева ударил по челюсти, отчего он упал.
Джулиус поманил меня, и я побежал к тому месту, где он стоял. Он проговорил:
- Ты совершенствуешься, Уилл.
- Благодарю вас, сэр.
- Тебе, наверное, не терпится узнать, кто из вас примет участие в играх? Я кивнул:
- Немного, сэр. Он изучал меня.
- Когда треножник схватил тебя, ты помнишь то, что чувствовал? Ты боялся?
- Да, сэр.
- А мысль о том, что ты будешь в их руках, в их городе, не пугает тебя? - Я промолчал, а он продолжал: - Есть альтернатива выбора. Мы, старшие, можем оценить вашу быстроту и совершенство тела и мозга, но мы не можем читать в ваших сердцах.
- Да, - признал я, - меня это пугает.
- Можешь не идти. Ты будешь полезен и здесь. - Его бледно-голубые глаза смотрели на меня. - Никто не узнает, что ты предпочел остаться.
- Я хочу идти. Мне легче перенести мысль, что я буду в их руках, чем позор, если меня оставят.
- Хорошо. - Он улыбнулся. - И ты ведь уже убил треножник - сомневаюсь, чтобы другой человек мог похвастать этим же. Теперь мы знаем, что они не всемогущи.
- Вы хотите сказать, сэр...
- Я хочу сказать то, что сказал. Есть и другие соображения. Готовься, трудись, если хочешь быть избранным.
Позже я видел, как он говорил с Генри, и он мне ничего не сказал.
На протяжении всей зимы наша диета, хоть и сытная, была однообразна сухое или соленое мясо, которое, что с ним ни делали, оставалось тяжелым и неаппетитным. Но в середине апреля наш отряд привел с собой шесть коров, и Джулиус решил, что одну можно зарезать и зажарить. После пира он произнес речь. Когда он проговорил уже несколько минут, я понял - и возбуждение сразу охватило меня, - что наступил момент объявления имен тех, кто сделает попытку разведать город треножников.
Джулиус говорил негромко, а я с остальными ребятами находился в дальнем конце пещеры, но слова его ясно доносились до нас. Все слушали внимательно и молча. Я взглянул на Генри - он был справа от меня. Мне показалось, что он выглядит уверенным. Моя собственная уверенность быстро ослабела. Вероятно, он пойдет, а я останусь.