Вивьен вытерла слезы.
– Мы обсудим это с отцом.
Орландо осторожно уселся в кресло-каталку. Он действительно ощущал бесконечную усталость и легкую лихорадку. Движения были замедленными, в горле при каждом вздохе слегка булькало, и он знал, что сейчас у него не хватит сил даже пройти через медицинский центр Краун Хайтс до машины, не говоря уж о том, чтобы одолеть полмили до дома. Но будь он проклят, если согласится на их проклятый изолятор. Хотя бы по той причине, что его могут лишить доступа к сети – у врачей и медсестер иногда возникают дурацкие идеи, а сейчас он как никогда не мог себе позволить такой риск. Он уже дважды болел пневмонией и выжил, хотя приятных воспоминаний ему это не добавило.
И все же, пока Вивьен везла его по коридору в фармацевтическое отделение, Орландо не смог не задуматься над тем, насколько близок он к смерти. А вдруг он и в самом деле только что сделал несколько последних самостоятельных шагов? Эта мысль ужаснула его. Ведь должен же существовать какой-то способ понять, что делаешь что-то в последний раз – и оценить это. Какая-нибудь информационная строка, проползающая на краю зрения подобно заголовкам новостей в сети. «Четырнадцатилетний Орландо Гардинер из Сан-Матео, Калифорния, только что съел последнее в своей жизни мороженое. Его последний смех ожидается на следующей неделе».
– О чем ты думаешь, Орландо? – спросила мать.
Он покачал головой.
Город стоял перед ним, и его золотые, великолепные и невероятно высокие башни словно светились изнутри. В этой сверкающей чаще башен его ждало единственное, чего он по-настоящему желал. Он шагнул к городу, и блистающие шпили колыхнулись и исчезли, а его внезапно окружила холодная влажная темнота. Отражение! Он устремился к отражению в воде и теперь тонул, кашляя и наполняя легкие темной жидкостью…
Орландо сел, тяжело и хрипло дыша. Голова напоминала воздушный шар, наполненный горячим воздухом.
– Босс? – Бизли зашевелился в уголке, отключаясь от розетки.
Орландо взмахнул рукой, пытаясь протолкнуть воздух в легкие через пробку мокроты, стукнул себя в грудь и закашлялся. Согнулся, ощущая прилившую к пульсирующему черепу кровь, сплюнул в медицинскую плевательницу.
– Я в порядке, – прохрипел он, вновь обретя возможность дышать. – Не хочу говорить. – Он нашарил на столике у кровати телематический разъем и вставил его в нейроканюлю.
– Вы точно в порядке? Могу разбудить ваших родителей.
– Не смей. Мне просто… приснился сон.
Бизли, почти ничего не знавший о снах сверх того, что можно отыскать в литературных и научных источниках, не ответил.
– Вас дважды вызывали. Хотите послушать сообщения?
Орландо прищурился на часы, выведенные в верхний правый угол поля зрения и светящиеся синим на фоне занавесок.
– Сейчас почти четыре утра. Кто вызывал?
– Оба раза Фредерикс.
– Чи син! Ладно, вызови его.
В окне появился широколицый сим Фредерикса, отчаянно зевающий, но тем не менее выглядящий встревоженно.
– Ну, Гардино, я уже решила, что ты меня сегодня не вызовешь.
– Так в чем дело? Ты не станешь мне помогать, да?
Фредерикс помешкал с ответом. Орландо ощутил в желудке булыжник.
– Я… я вчера поговорила кое с кем в школе. И мне рассказали про парня, вломившегося в какую-то местную административную систему… да и не вломился, он, собственно, а так… прощупал ее немного. Но его все равно вышвырнули из академии и сунули на три месяца в исправительную дыру для несовершеннолетних.
– И что? – Орландо на несколько секунд выключил свой голосовой канал и снова откашлялся. Вступление ему совершенно не понравилось. У него не хватит сил довести дело до конца в одиночку – неужели Фредерикс этого не понимает?
– А то, что… правительство и крупные сетевики теперь злые, как сволочи. И сейчас хреновое время, чтобы шарить по чужим системам, Орландо. Я не хочу… Понимаешь, мои родители… – Фредерикс смолк, и на бычьем лице его сима проявилась мрачная озабоченность. На мгновение Орландо возненавидел его. Или ее.
– А когда наступит подходящее время? Погоди, сейчас угадаю… Никогда?
– Да в чем дело, Орландо? Я тебя уже спрашивала: почему тот город – или что ты там увидел – для тебя настолько важен, черт подери? Ты ведь подписался несколько лет отработать на какую-то там компанию, так почему бы не разобраться с ним постепенно, понемногу?
Орландо криво усмехнулся – у «Индиго» столько же шансов дождаться, пока он отработает на них несколько лет, сколько – выжать кровь из бильярдного шара. Потом гнев внезапно испарился, оставив после себя напоминающую вакуум пустоту. Здесь, в своей темной комнате, всего в нескольких ярдах от родителей и с другом, ждущим ответа на другом конце линии, он неожиданно ощутил себя полностью и абсолютно одиноким.
– Я не могу объяснить, – тихо пробормотал он. – Или плохо смогу.
– Попробуй.
– Я… – Он набрал в грудь воздуха, прочистил горло. Когда дело дошло до сути, то оказалось, что объяснить ее никак нельзя. – Мне снятся сны. Я все время вижу во сне тот город. И… во сне я знаю, что в городе что-то есть… нечто важное… и я должен это отыскать. – Он снова судорожно вдохнул. – Обязан.
– Но почему? Даже если ты и в самом деле… должен отыскать этот город, то к чему такая спешка? Нас ведь совсем недавно вышвырнули из Скворечника – может, выждем немного?
– Я не могу ждать. – Произнеся это, он осознал, что, если Фредерикс сейчас спросит, он расскажет все. Слова повисли в воздухе. Казалось, он видел их, точно светящиеся цифры часов.
– Не можешь ждать? – медленно проговорил Фредерикс, уловив что-то в его голосе.
– Я… мне недолго осталось жить. – Орландо словно публично разделся – сперва страх, потом нечто вроде свободы, от которой по коже бегут мурашки. – Я умираю. – Молчание настолько затянулось, что если бы Орландо не видел сим Фредерикса, то решил бы, что тот отключился. – Ну что молчишь, скажи хоть что-нибудь.
– Орландо, мне очень… Господи, это правда?
– Правда. Но тут нет ничего нового… то есть я-то давно об этом знал. Я родился с… короче, это генетическая болезнь. Называется «прогерия». Может, ты о ней слышала или видела документалку…
Фредерикс молчал. Орландо с трудом перевел дыхание. Молчание затянулось, невидимо и мучительно связывая две спальни, разделенные тремя тысячами миль.
– Прогерия, – повторил он наконец. – Это означает, что человек становится стариком, еще не успев повзрослеть.
– Стариком? В каком смысле?
– А в любом. Выпадают волосы, усыхают мышцы, становишься морщинистый и тощий, как скелет, а потом помираешь от сердечного приступа или пневмонии… или от чего там еще умирают старики. Большинство из нас не доживает до восемнадцати. – Он попытался рассмеяться. – Большинство из нас… ха! Да таких, как я, на всей планете всего человек двадцать или двадцать пять. Мне, пожалуй, следует гордиться.
– Я… не знаю, что сказать. А разве нет никакого лекарства?
– Ты мало что можешь сказать, старина Фредерико. Лекарство? Да, есть нечто вроде лекарства от старости. В том смысле, что старение можно немного замедлить, и это единственная причина, по которой я еще жив, – почти никто из больных прогерией не доживает до двенадцати-тринадцати лет. – Орландо сглотнул. Ну все, слова сказаны. Отступать слишком поздно. – Что ж, теперь ты знаешь мой гадкий секретик.
– И ты выглядишь?..
– Да. Хуже не бывает. И давай больше не будем об этом. – Голова заболела сильнее прежнего, как будто ее стискивали в горячем кулаке. Орландо вдруг захотелось заплакать, но он не позволит себе этой слабости, пусть даже его нормальный на вид и не пораженный прогерией сим скроет слезы от Фредерикса. – Давай… вообще оставим эту тему, ладно?
– Орландо, мне так жаль.
– Да, жизнь штука суровая. Я хочу быть нормальным парнем – да и ты тоже, по крайней мере, в онлайновом варианте. Надеюсь, хотя бы у одного из нас исполнится волшебное рождественское желание Буратино.