Оно было настоящим.
Пока Пол смотрел на перышко, начало разгораться другое мерцание. Неподалеку – или ему лишь показалось так в этом мире без ориентиров – туман осветился изнутри расплавленным золотом. Пол медленно встал, почти позабыв об усталости и ранах.
Нечто – что-то вроде двери или отверстия – формировалось в тумане. Пол ничего не мог различить внутри, кроме янтарного света, колышущегося, словно масло на воде, но внезапно с непоколебимой уверенностью понял, что по ту сторону света что-то есть. Дверь куда-то ведет. И он шагнул к золотому сиянию.
«Куда торопишься, Джонси?»
«Ведь ты не уйдешь, ничего не сказав друзьям, правда?»
Пол остановился, медленно повернулся. Из завесы тумана медленно вышли две фигуры, большая и маленькая. На одном из расплывчатых лиц что-то блеснуло.
– Ф-Финч? Маллит?
Большая фигура расхохоталась:
– Мы пришли показать тебе дорогу домой.
Рассеявшийся было ужас нахлынул вновь. Пол шагнул к золотому сиянию.
– Не делай этого! – резко бросил Финч и уже мягче добавил: – Брось, старина, не усложняй себе жизнь. Если вернешься по-хорошему, мирно… так уж и быть, скажем, что у тебя был шок после взрыва. Может, тебя даже отправят ненадолго в госпиталь, чтобы ты пришел в себя.
– Я… не хочу возвращаться.
– Значит, дезертируешь? – Маллит приблизился. Он казался крупнее обычного, поразительно округлым и странно мускулистым. Рот не мог полностью закрыться, в нем было слишком много зубов. – Скверно, очень даже скверно.
– Будь разумным, Джонси. – Стеклышки очков Финча поблескивали, не давая разглядеть глаза. – Не делай себе хуже. Мы же твои друзья. Мы хотим тебе помочь.
Полу стало не хватать воздуха. Голос Финча словно притягивал.
– Но…
– Знаю, тебе нелегко пришлось. В голове все перепуталось. Даже показалось, будто сходишь с ума. Тебе просто надо отдохнуть. Выспаться. Мы о тебе позаботимся.
Финч прав, отдых ему нужен позарез. Они ему помогут. Конечно, помогут. Они друзья. Пол пошатнулся, но не отступил, когда они приблизились. Золотое сияние за спиной замерцало и слегка потускнело.
– Дай мне то, что у тебя в руке, старина. – Голос Финча звучал успокаивающе, и Пол поймал себя на том, что протягивает ему перышко. – Правильно, давай его сюда. – Золотой свет еще больше потускнел, отраженный блеск на очках тоже стал слабее, и Пол сумел заглянуть за стекла. У Финча не было глаз.
– Нет! – Пол отпрянул и взмахнул руками. – Оставьте меня!
Фигуры перед ним заколыхались, исказились. Финч стал еще более тощим и похожим на паука, а Маллит начал разбухать, пока его голова не исчезла между плеч.
– Ты принадлежишь нам! – крикнул Финч. Теперь он совсем не напоминал человека.
Пол Джонас крепко сжал перышко, повернулся и прыгнул в золотой свет.
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Угроза рыбьей чумы в Тихом океане.
(Изображение: шотландские рыбаки вытряхивают сети в порту.)
ГОЛОС: Паразиты-динофлагеллаты, десять лет назад погубившие сотни миллионов особей промысловых рыб в Северной Атлантике, возвращаются, мутировав, на рыбные промыслы, но уже Тихого океана.
(Изображение: мертвые рыбы с изъеденной язвами кожей.)
ГОЛОС: Представители ООН выражают опасения, что эта форма организмов может оказаться устойчивой к искусственному вирусу, остановившему кровавое царство динофлагеллат в прошлый раз…
Глава 7
Оборванная нить
Стивен лежал неподвижно, утонув в мутных глубинах пластмассовой палатки, как муха в янтаре. Трубки вставлены в нос, в рот, в вены. Рени казалось, что он медленно становится частью больницы. Еще одной машиной. Приспособлением. Она стиснула кулаки, борясь с приступом отчаяния.
Ксаббу вложил руки в перчатки защитной камеры, вопросительно глянул вверх, на Рени. Она молча кивнула, не доверяя собственному голосу.
– Он очень далеко, – прошептал бушмен. Странно было видеть его светлое лицо за пластиковым щитком. Рени внезапно ощутила укол страха, пробивший даже отчаяние и ужас от неизменной комы брата. ВР, карантин – она только и показывает Ксаббу новые способы отчуждения. Не противно ли ему это? И не ослабеет ли его дух?..
Она отринула эту мысль. Ксаббу был самым устойчивым психически, самым нормальным человеком, которого она знала. Она испугалась, потому что ее брат и ее друг были одного роста и оба – запакованы в многослойный пластик. Ее терзала собственная беспомощность. Она сделала шаг и дотронулась до плеча Ксаббу. Его рука касалась Стивена, ее пальцы – плеча бушмена, значит, Рени касалась Стивена – по цепочке.
Пальцы Ксаббу скользили по спокойному лицу Стивена – движения их были точны и легки, словно он делал что-то, а не просто поглаживал больного, – потом двинулись по шее к грудине.
– Он очень далеко, – повторил Ксаббу. – Это похоже на глубокий шаманский сон.
– Что-что?
Ксаббу не ответил. Рука его лежала на груди Стивена, а Рени продолжала стискивать плечо бушмена. Долгое мгновение живая цепочка оставалась неподвижна. Потом Рени ощутила легкое шевеление под мешковатым энкостюмом. Ксаббу начал покачиваться. Тихие звуки, как мерное гудение и стрекотание насекомых в траве, поднимались и смешивались с механическим гулом системы жизнеобеспечения. Только через пару секунд Рени поняла, что бушмен поет.
Когда они выходили из госпиталя, Ксаббу был тих. На остановке он остался стоять, а Рени шлепнулась на скамейку и уставилась на проезжающие машины, точно пыталась отыскать в их движении ответ на какой-то очень сложный вопрос.
– Шаманский сон трудно объяснить, – сказал наконец Ксаббу. – Я бывал в городских школах. Они называют это «самогипноз». Но я могу сказать и как это зовется в болотах Окаванго: шаман уходит туда, где может говорить с духами и даже с богами. – Он прикрыл глаза и помолчал чуть-чуть, словно готовясь войти в транс. Потом открыл глаза и улыбнулся. – Чем больше я узнаю о науке, тем больше уважаю мудрость своего народа.
Подкатил автобус, отрыгнул группку измученных пассажиров, поковылявших, или пошаркавших, или похромавших к больнице. Рени, прищуриваясь, вглядывалась в автобус, пока не разобрала номер маршрута. Не тот. Она отвернулась, почему-то разозлившись, неспокойная, как небо перед бурей.
– Если ты имеешь в виду, что наука бесполезна, я не согласна… если ты не о медицине. Эта уж точно никому не нужна. – Рени вздохнула. – Нет. Это несправедливо.
Ксаббу покачал головой.
– Я не это имел в виду, Рени. Это трудно выразить. Чем больше я узнаю об открытиях ученых, тем больше уважаю то, что мой народ уже знает. Мы пришли к этим знаниям иным путем: не в закрытых лабораториях, не при помощи машин, что думают за нас, – но миллион лет проб и ошибок тоже чего-то стоит, особенно в болотах Окаванго или пустыне Калахари, где ошибка, скорее всего, не испортит опыта, а убьет ошибившегося.
– Я не… о каких знаниях ты говоришь?
– О мудрости наших родителей, прародителей, предков. Наверное, каждый из нас должен в своей жизни отвергнуть ее и лишь затем – признать. – Улыбка вернулась на его лицо, но едва заметная и задумчивая. – Как я сказал, это трудно объяснить… а вы устали, друг мой.
Рени откинулась на спинку скамейки.
– Устала. Но дел еще много.
Она поерзала по пластиковой скамье, пытаясь найти положение поудобнее. Кто бы ни сотворил это чудо техники, для сидения он его явно не предназначал – как ни старайся, устроиться удобно не получится. Она сдалась, соскользнула на самый краешек, точно на насест, и вытащила сигарету. Зажигательная полоска не сработала, и Рени вяло пошарила в сумке, ища спички.
– Что ты пел? Это как-то связано с шаманским трансом?
– О нет. – Ксаббу даже возмутился немного, точно она обвинила его в карманной краже. – Это просто песня. Печальная песня моего народа. Я запел, потому что мне грустно было видеть вашего брата ушедшим так далеко от своих родных.
– Расскажи о ней.
Ксаббу вновь принялся разглядывать машины.
– Это песня – плач по ушедшему другу. Она про игру с веревочкой – знаете?