– Этого вполне достаточно.
Мгновение спустя они уже парили над самой землей на монументальной Привратной площади.
– Ты этого не понял, – сказала Рени Ксаббу по выделенке, – но только что ты видел чудо.
– Какое
– Бюрократа, который делает свое дело.
Бушмен повернулся к ней. Лицо дорогого сима, который Рени одолжила ради этого визита, озаряла полуулыбка.
– Это какое? Впускать замаскированных злоумышленников, прикрывшихся законным делом?
– Никто не любит клоунов, – огрызнулась Рени и закрыла выделенку. – Все чисто. Можем отправиться в любое место, кроме частных узлов.
Ксаббу оглядывал площадь.
– Толпа здесь не такая, как в Лямбдамаге. И здания более… своеобразные.
– Это потому, что мы ближе к средоточию власти. Здесь люди могут делать что хотят, потому что могут себе это позволить. – Мысль упала, как крошка горячего черного пепла. – Люди, которым все сходит с рук. Или им так кажется.
Стивен лежит в больнице в коме, а те, кто несет за это ответственность, наслаждаются свободой. Гнев вспыхнул в ней с новой силой.
– Пошли, глянем на Карнавал.
На Колыбельной было куда более людно, чем в прошлый раз. Улицу переполняли виртуальные тела. Растерявшаяся Рени втащила Ксаббу в подворотню, откуда было удобно наблюдать за происходящим.
Толпа с криками и песнями текла в одном направлении. Все это походило на парад; симы представали в сотнях причудливых обличий: раздутые, сжатые, с избытком конечностей, даже расчлененные на движущиеся в унисон части. Кое-кто из участников действа менялся буквально на глазах: огромные перепончатые крылья одной из лилововолосых тощих фигур превратились в трепещущие ленты серебряного тюля. Многие трансформировались ежесекундно: отращивали новые конечности, меняли головы, растекались и застывали гротескными формами, как вылитый в холодную воду горячий воск.
«Добро пожаловать на Карнавал, – подумала Рени. – Кажется, мы попали на слет фан-клубов Иеронима Босха».
Она перенесла бушмена на крышу, откуда было лучше видно. Кое-где над толпой виднелись транспаранты с надписью «Свобода!» или просто плывущие в воздухе надписи того же содержания. Одна группа демонстрантов превратила себя в ряд букв, составив слова «ДЕНЬ ПЕРЕМЕН». Хотя большинство симов были причудливы донельзя, они не отличались прочностью. Некоторые распадались на путаницу плоскостей и линий – явно случайно, – другие мерцали на полушаге, исчезая порой совершенно.
«Домашнее программирование, – решила Рени. – Самоделки».
– Думаю, это марш протеста, – сообщила она Ксаббу.
– Против кого или чего? – Он висел в воздухе рядом с ней – фигурка из комикса с серьезным выражением на примитивном лице.
– Думаю, против законов о воплощении. Вряд ли они так уж сильно страдают, раз могут позволить себе такой марш. – Она презрительно фыркнула. – Богатые детишки, обиженные на родителей за то, что те не позволяют им одеваться как вздумается. Пошли.
Они перелучились в дальний конец Колыбельной улицы, куда процессия еще не дошла. Здесь ясно ощущалась бедность. Многие узлы, казалось, еще поблекли со времени последнего визита Рени. По обе стороны улицы выстроились бесцветные контуры домов.
Перестук музыки привлек их внимание к недалекому тупику. Чудовищная реалистичность «Мистера Джи» в этом призрачном месте казалась еще более зловещей.
Ксаббу улыбнулся, глядя на многобашенного спрута.
– Так вот он каков.
– Выделенка, – бросила Рени. – Ее и держись, если только не придется отвечать на вопросы. Как только закончишь фразу – переключайся обратно. И не бойся, что промедлишь с ответом, – я уверена, что у них тут хватает клиентов с замедленными рефлексами.
Они медленно поплыли вперед, к мерцающему и переливающемуся фасаду.
– Почему никого нет? – спросил Ксаббу.
– Это не та часть Внутреннего Района, куда приходят поглазеть. Посетители «Мистера Джи», думаю, перелучаются прямо внутрь. Готов?
– Думаю, да. А вы?
Рени поколебалась. Вопрос мог быть и риторическим, но на бушмена это не похоже. Осознав, что напряжена до звона в нервах, Рени сделала несколько глубоких вдохов и постаралась расслабиться. Зубастая пасть над входом шлепала красными губищами, словно нашептывала нечто искушающее. Раньше клуб звался «Улыбка мистера Джинго». Почему они сменили имя, но оставили эту жуткую гримасу?
– Это дурное место , – внезапно произнес Ксаббу.
– Я знаю. И ты не забывай.
Рени резко разжала кулак, и мгновение спустя они уже стояли в сумрачном вестибюле, где вместо стен были кривые зеркала в золотых рамах. Оглядываясь, Рени обратила внимание, что задержка – провал между действием и противодействием, характерный для сложных ВР-симуляций, – почти отсутствовала. Вполне убедительная имитация реальной жизни. Проработка деталей тоже впечатляла. В вестибюле они находились одни, но в зеркалах их окружали тысячи танцующих призраков – фигуры мужчин, женщин, зверей плясали вокруг кривых отражений двух симов. Отражениям, кажется, нравилось.
– Добро пожаловать к «Мистеру Джи». – Сказано было по-английски со странным акцентом, но хозяин голоса не отражался ни в одном из зеркал.
Рени обернулась. За ее спиной стоял высокий, элегантно одетый белый мужчина и улыбался. Он поднял руку в перчатке, и зеркала исчезли. Теперь они стояли втроем в луче света, пронзающем бесконечную тьму.
– Как хорошо, что вы пришли к нам. – Голос звучал у самого уха. – Откуда вы?
– Из Лагоса, – чуть задыхаясь, вымолвила Рени. Она надеялась, что ее голос, транспонированный на октаву ниже, чтобы соответствовать мужской личине, не покажется швейцару писклявым. – Мы… мы много слышали об этом месте.
Мужчина улыбнулся еще шире и коротко поклонился.
– Мы гордимся своей всемирной известностью и всегда рады приветствовать гостей из Африки. Вы, конечно, совершеннолетние?
– Разумеется. – Произнося это слово, Рени понимала, что цифровые пальчики сейчас ощупывают ее мнимую личность, но не слишком тщательно – в таких местах от личины требуется лишь достоверность. – Я показываю приятелю достопримечательности Внутреннего Района – он тут впервые.
– Превосходно. Вы нашли подходящее место.
Разодетый швейцар перестал их задерживать – это означало, что их удостоверения личности проверены. Он отвесил театральный поклон, и в черноте отворилась дверь – прямоугольная дыра, откуда сочился дымно-алый свет и выплескивался шум: громкая музыка, смех, голоса.
– Наслаждайтесь, – посоветовал он. – И приводите друзей.
Он исчез. Рени и Ксаббу вплыли в алый свет.
Музыка потянулась к ним, как псевдоподия невидимой, но ощутимой огромной амебы. Она походила на громовой свинг-джаз прошлого века, но порой ее передергивало, сбивало с темпа в тайном, глубинном ритме – так бьется сердце идущего по следу хищника. Мелодия гипнотизировала; Рени поймала себя на том, что мурлычет вслух, еще до того, как разобрала быстро пришедшие на ум слова.
– Так отправляйся же в полет…
пел кто-то, пока на заднем плане стонал и грохотал оркестр.
– Улыбка станет приглашеньем —
Решенье
Твое на праздник приведет…
Зал был невозможно огромен – чудовищный восьмиугольник, залитый алым светом. Колонны по углам – каждая размером с небоскреб – исчезали в тени под потолком; усеивавшие их вертикальные ряды ламп сходились в перспективе, пока расстояние не стягивало их в единую огненную нить. А еще выше, где и эти огни гасли в неизмеримой высоте, кувыркались и извивались в черноте фейерверки.
В дымном воздухе плясали лучи прожекторов, двигая по бархатным стенам ускользающие ярко-красные эллипсы. Сотни лож теснились между колоннами, по балконам – по дюжине ярусов балконов, уходящих в клубящийся вверху дым. Паркетный пол покрывала бесконечная поросль столов-поганок, между ними, как бильярдные шары, скользили серебряные фигурки – официанты и официантки, тысяча, две тысячи, больше, двигавшиеся бесшумно и быстро, как капли ртути.