Огромные тела надвинулись на нас. Их глаза-щелки глядели на нас с лютой ненавистью, и я на миг содрогнулся, когда посмотрел в лицо одному. Было в этом взгляде даже не человеческое, а что-то первобытное, столь примитивное, что я почувствовал-, что передо мной видения Ада.
А затем они кинулись на нас.
Я помню только ярость боя, рубящие и колющие удары поединка, ощущение необходимости держаться, необходимости победить, если мы хотели оттеснить их от штурмовой лестницы и уничтожить ее.
Сначала показалось, что самое большее, что мы можем сделать, — это удержать стену от этих зверолюдей с полными ненависти взглядами и их тяжелым оружием, один вес которого мог с легкостью смести нас со стены.
Помню, что мои руки, спина и ноги страшно болели. Затем боль неожиданно пропала, и я ощутил только странное онемение, когда продолжал биться.
И помню также, как мы убивали.
Мы сражались против их как физического, так и численного превосходства — и мы убивали. Больше полудюжины Синих Гигантов пало под нашими мечами. Нам было за что сражаться, и это давало моральную силу, отсутствующую у арзгунов.
Мы начали наступать, тесня гигантов к штурмовой лестнице. Это придало нам уверенности, и мы удвоили свои усилия, сражаясь плечом к плечу, как старые боевые товарищи, хотя я был чужаком на этой планете, даже из другого времени.
И когда солнце стало склоняться к закату, пятная небо темно-пурпурными полосами, мы добрались до их штурмовой лестницы.
Мы были в состоянии остановить гигантов в их продвижении по ней наверх.
Пока мои соратники сосредоточили свои силы на том, чтобы помешать забраться на стену новым арзгунам, я обрубил лестницу как можно дальше. Вокруг меня о стену с клацаньем ударялись копья, но я продолжал отчаянно работать.
Вскоре задача моя была выполнена настолько, насколько это было в моих силах. Я выпрямился, игнорируя пролетавшие вокруг меня снаряды, старательно нацелил топор, метя в среднюю секцию лестницы. А затем я бросил его.
Он попал точно в середину главной распорки и глубоко вошел в дерево. Выше этого места находилось несколько арзгунских воинов. Их тяжесть завершила мою работу — лестница сломалась.
Со страшными воплями арзгуны упали на головы своих толпившихся внизу соплеменников.
К счастью, это была единственная штурмовая лестница, которую они сумели возвести, да и то только потому, что в этом секторе стены не оказалось в наличии оружия типа алебарды, используемого защитниками для того, чтобы отталкивать лестницы.
Этот просчет был исправлен, когда двое алебардистов заняли пост около того места, где была вражеская лестница.
Я чувствовал себя несколько утомленным после таких занятий фехтованием и повернулся, чтобы поблагодарить своих товарищей. Один из них был совсем молодой, гораздо моложе, чем Дарнал, — рыжий мальчик с веснушками и курносым носом.
Я стиснул ему руку и потряс се, хотя он и не был знаком с таким обычаем, но тем не менее ответил тем же, догадавшись о значении этого жеста.
Я протянул руку, чтобы пожать ее другому воину, но тот, посмотрев на меня остекленевшими глазами, попытался протянуть свою, и затем, как сноп, повалился на меня.
Я опустился рядом с ним на колени и осмотрел его рану. Клинок пронзил его насквозь. По всем правилам, он должен был умереть еще час назад. Склонив голову, я отдал честь храброму воину.
Я поднялся с колен, ища взглядом Дарнала, гадая, как идет битва.
Вскоре наступила ночь, и дарнальцы зажгли факелы.
Кажется, мы получили некоторую передышку, потому что арзгунская орда отступила от стен и принялась разбивать шатры.
Я поплелся по стене к лестнице и спустился в город. От одного из командиров узнал, что Дарнала вызвали на южную стену, но скоро он должен был вернуться во дворец.
И я отправился во дворец, рассчитывая встретить его там.
В приемной перед главным залом я нашел Шизалу. Гвардеец, который привел меня, вышел, и я оказался наедине с ней, чувствуя себя не в своей тарелке. Даже будучи таким измотанным, не мог не восхищаться ее величественной красотой.
По ее молчаливому указанию я опустился на разложенные на полу подушки.
Она принесла мне флягу с басу. Я благодарно осушил ее до дна. Затем я вернул флягу, чувствуя себя немного лучше.
— Я слышала о том, что ты сделал, — тихо произнесла она. — То было героическое деяние. Твой поступок спас город — или, по меньшей мере, большое число воинов.