– Желтых-черных-коричневых. В особенности желтых.
– Правильно. И значит, тогда у нас будет право в отместку применить любое биологическое и/или химическое оружие, разве нет?
– Вы его все равно примените, будет у вас право или не будет. Но эта эпидемия вполне может выкосить всю белую расу: уничтожить ее как генетическую единицу.
– У нас есть запасы спермы на случай эпидемии. Мы можем восстановить белую расу по своим образцам после того, как мы:
Перед моими глазами промелькнул стол с тридцатью парнями.
–Изящно. И вы хотите, чтобы я написал сценарий.
– Именно. Вы и так уже написали достаточно для того, чтобы дело завертелось.
– Как насчет графини де Гульпа? Какое отношение она имеет ко всему этому?
– А, графиня! Она не при чем. Ее роль совсем не так велика, как вы думаете. Она вряд ли пойдет на истребление черной и коричневой рас, потому что делает на них деньги. Она все еще мыслит денежными интересами.
– А ее лаборатории?
– Не так уж много от них пользы. Определенные виды специальных экспериментов представляют, возможно, некоторый интерес. Она, например, добилась успеха в реанимации обезглавленных мужчин. Их она дарит своим друзьям в качестве рабов-любовников. Их кормят через прямую кишку. Не вижу для них никакого практического применения. Мы думали о том, чтобы использовать ее в скандалах для дискредитации рядовых цеэрушников, но сейчас это уже не так важно.
– Осмелюсь предположить, вы можете прямо отсюда стереть ее с лица земли ракетами.
– Запросто. А можем использовать биологическое оружие.
– Черная Лихорадка?
– Да. – Он указал на рацию. – Вообще-то, я могу отдать приказ прямо сейчас.
– Так чего же вы хотите от меня?
– Вы закончите сценарий. Ваш помощник сделает иллюстрации.
– А потом?
– Вам пообещали миллион долларов за то, чтобы вы нашли книги. Вы их нашли. Конечно, деньги ничего не будут значить, когда мы запустим эту штуку, но мы позаботимся, чтобы вы жили комфортабельно. В конце концов, у нас нет никаких причин вас убирать: ваши услуги могут нам понадобиться в будущем. Мы, по правде говоря, неплохие парни:
Насколько неплохими будут эти неплохие парни, когда они получат от меня все, что им нужно? Если мне вообще будет позволено жить, это, конечно же, будет жизнь заключенного.
Я пытаюсь всучить Блюма дешевую идейку под названием «Голый Ньюгейт», про молодого красивого разбойника с большой дороги и дочь шерифа. Блюм это не покупает.
– Любой голливудский поденщик, получающий тысячу долларов в неделю, мог бы накатать такое дерьмо.
Затем Пирсон приглашает меня выпить и «поболтать». Это звучит зловеще.
– Ммм, э-э, кстати: Блюм что-то не очень доволен сценарием.
– Симпампотная малышка, сжувала весь сценарий.
Он смотрит на меня в упор.
– Что это вы, Снайд?
– Это шутка. Фицджеральд в Голливуде.
– А-а, – говорит он, слегка напуганный упоминанием Фицджеральда: может быть, по штату ему полагалось об этом самому знать. Он прочищает горло.
– Блюм говорит, что ему нужно что-то такое, что он называет искусством. Он узнает это, когда увидит, а сейчас он этого не видит.
– Что мне нравится, это таки культура! Что мне нравится, это таки искусство! – визгливо кричу я на манер чокнутой еврейской мамаши.
Он смотрит на меня долго, невыразительно и кисло.
– Пошутим еще, Снайд?
– Я дам ему то, что он хочет. Завтра я ставлю один маленький спектаклик: очень артистично.
– Желательно, чтобы он оказался хорош, Снайд.
Стройный юноша-блондин в элегантном костюме девятнадцатого века стоит на эшафоте. Ему на голову надевают черный капюшон, прошитый золотыми нитями.
Вклеенный в мертвые оспяные ночи прошлого века. Эта шелковистая задница в желтом свете.
(Расцвеченные желтым волны шторма: пальмы… широкая полоса песка… бревенчатая мостовая… не помню приземления… я так вообще-то не думаю… тень телеги… пахнущий деревьями цемент: темно-зеленая вода.)
– Славный английский солдат удачи, сэр. Поработаю на вас, да, нет?
Зачарованные годы прошепчи озеро красный тяжелый свитер, консервные банки в желтом свете. Вздох сложенных гармошкой флагов в грустной золотой волне заката поющая рыба мерцающее небо свежий запах сырых фиалок. Мужской запах грязной одежды красные лица дыхание густое на потускневших зеркалах.
Закат, гудки поездов. Я еду на поезде с Уорингом. Дороги из красной глины и осколки кремня блестят в лучах заходящего солнца.
Пилотирует самолет через время в ждущее такси, крутая каменная улица, мальчик с эрекцией желтые прыщики губы конца века раскрыты: рыжие волосы веснушки стремянка.
Молодое лицо проплывает перед его глазами. Губы, расплывшиеся в двусмысленной зовущей похотливой улыбке шевелятся молчаливыми словами, ворочаются и царапаются у него в горле с привкусом крови и металлической сладости. Он чувствует головокружительную смертельную слабость, дыша сквозь зубы, его дыхание холодно, как лед.
Мальчик перед ним зажигается изнутри, сноп света вспышкой вырывается из его глаз, и Одри чувствует, как под ним проваливается пол. Он падает, лицо мальчика плывет за ним, затем ослепительная вспышка вымарывает комнату и лица, полные ожидания.
Приветствуйте немрущих
Какой-то голос пел тенором в моей голове:
Я проснулся от холодного прикосновения к груди. У моей постели сидел доктор со стетоскопом.
– Привет, парнишка, – сказал он, когда я открыл глаза.
Рядом с доктором стоял морской офицер и глядел на меня сверху вниз. Я почувствовал на шее гипсовую повязку. Доктор обернулся к другому офицеру:
– Сердце чистое, как золотой доллар. Через неделю можно снимать гипс.
Офицер взглянул на меня сверху, как какой-нибудь засранец из фильма про военный флот:
– Если когда-нибудь снова почувствуешь себя так, сынок, повидайся с психиатром или с капелланом.
– Кто-нибудь, покажите мне мое лицо в зеркале!
Доктор подносит ручное зеркальце. Шок узнавания. Знакомое молодое лицо. Рыжие волосы.
– Просто хотел убедиться, что я еще существую.
Доктор и офицер засмеялись, и я услышал, как закрылась дверь. Лицо продолжало глядеть на меня из-за спинки кровати.
– Привет. Я Джимми Ли. Ты Джерри. Мы – близнецы. Я занимаюсь медициной, ты – коммуникациями. Военно-морской флот США, шесть лет службы. Расстроенный смертью своей ручной обезьянки, ты пытался повеситься. Я вовремя тебя срезал. Вот наша история. Ты хотел ее вспомнить.
Во флоте с сексом надо было быть осторожней, и вот Джимми и Джерри достали книжку об астральной проекции и решили научиться делать это во «втором состоянии», как это называлось в книжке. В конце концов, они добились успеха, хоть и никогда не знали наверняка, когда это произойдет, и кто будет навещать кого перед тем, как это произойдет, – а происходило это иногда при ошеломляющих обстоятельствах, например, в душевой или на медосмотре. Один из близнецов испускает жуткий высокочастотный волчий вой и становится весь ярко-красным, а волосы на его голове и теле встают дыбом и искрятся. Затем он валится на пол в эротическом припадке, словно в него ударила молния, прямо перед перепуганными похотливыми морячками. Прыщавый парень из восточного Техаса с отвисшей челюстью косится звериным глазом.
– Поглядите на его петушка!
– Доктора!
Джимми описывает характерный припадок нервничающему флотскому психиатру:
– Сначала запах, доктор. Как течный скунс, извините за выражение, сэр. Душит тебя и заводит. Прямо как поппер [41], сэр.