Выбрать главу

Вскоре мы приводим этих олухов в чувство при помощи правильно выбранных манер. Из налетчиков можно сварить чудный супчик. Всякий, кто внешне крут, внутри слаб. Но не пытайтесь заниматься переключаловом не с теми, с кем следует. Попробуете это с бухариком – а он возьми и ответь вам броском тесака. И не связывайтесь с мафиозным доном, сидящим перед собственной продуктовой лавкой.

Когда мы входим в «Двойную В» в Тамагисе, мы видим на механизме виселицы тяжелый висячий замок со свинцовой печатью и надпись на медной табличке: «Все публичные повешения запрещены указом Полиции ДНК».

– Во-во, – говорит нам бармен. – Все правильно. Нет больше публички. Таков закон.

Смерти, чтобы быть правдивой, требуется случайный свидетель, и публичное повешение правдиво именно благодаря случайным свидетелям. В Саду Эдема Господь Бог оставил Адама и Еву одних есть плоды с Висельного Дерева, а потом зачпокнул обратно, как случайный коридорный, который просто проходил мимо по коридору и услышал звуки любовной игры.

– Что здесь происходит?

– Видели на улице хоть одного Собаколова или хоть одну Сирену?

– Вообще-то нет, если разобраться.

– И не увидите.

Бармен – маленький тощий ирландец средних лет с горящими глазами. Он одет в узкий зеленый костюм. Он подхватывает каждой рукой по десять стаканов, расставляет их по стойке и начинает протирать.

– У нас тут был бунт. Ребятишки перебили в Тамагисе всех Собаколовов и большую часть Сирен… – Он смотрит стакан на свет. – Теперь все детишки хотят добраться до Вагдаса и получить ответы. Я им говорю, что каждый раз, как находишь ответ, под ним находишь еще шесть вопросов, как эльфов под поганкой.

Нью-Йорк – «Двойная В» – 1860 год:

Маленький тощий ирландец средних лет, одетый в мерзкий зеленый костюм, бабахает по барной стойке пивной кружкой, и наступает благоговейная тишина. Он вспрыгивает на стойку, и его лицо искажено, как у злобного эльфа, когда он выплевывает слова:

– Банкиры на Уолл-Стрите и жидки выкупают своих сыночков за триста долларов.

Его глаза горят, а волосы стоят дыбом.

– А как быть вам и мне, которые не видят трехсот долларов зараз даже в год? Нас загребают в их занюханную армию сражаться за занюханных ниггеров.

Поднимается звериный рев. Посетители сбиваются вокруг стойки, размахивая дубинами и железными ломами. Зеленый человечек сигает вниз.

– Чего мы ждем? Приглашения от Городского Совета? Пошли!

Около пятидесяти разъяренных мужчин и парней, жаждущих крови, и несколько визжащих гарпий маршируют за ним, вопя: «Смерть! Смерть! Смерть!»

– С чего начался бунт?

– Ну, сами знаете, как оно бывает с бунтами. Одно накладывается на другое, выше и выше – а потом происходит взрыв.

Он швыряет треснувший стакан в мусорный бак с двадцати футов. «Собаколовы начали проводить рейды за пределами районов честной игры, а в Городском Совете движение Висельных Отцов ратует за расширение этих районов. Потом две иностранные графини, как они себя называют, – ну да, графиня де Давайль – покупают виллы на горе и устраивают там нечто под названием „Институт Генетики“, и ходят слухи о пересадках органов, которые делают эти костоправы, доставленные из Йасс-Ваддаха.

– Ну, это уже просто кранты… – вставляю я.

– Кранты и есть. Дальше эти питающиеся мальчиками суки вводят свою собственную Спецполицию с правом ношения огнестрельного оружия и заставляют Совет ввести паспортный режим, так что каждого, у кого паспорт не проштампован и не переоформлен, можно арестовать и повесить в Институте. И всем мальчикам пришлось или выписывать себе эти паспорта, или рисковать, что их схватят где угодно.

Однажды ночью сюда входят пятеро СП, проверяют паспорта и начинают выволакивать какого-то парнишку. У них, конечно, пушки при себе. Но не очень-то им это помогло. Ребятки бросились на них с «розочками», ножами, стульями, молотили их ногами, коленями и локтями. Четверых детишек убили, но эспешников просто разорвали на куски. Видите, вон там кровавые пятна? Потом какой-то маленький ирландский мальчишка, которого я никогда не видел раньше, вспрыгивает на барную стойку и визжит: «Чего мы ждем? Ждем, пока нас выдоят эти иностранные бляди, как оттраханных коров? Смерть! Смерть! Смерть!»

СП и Собаколовы забаррикадировались в Садах Таинственных Наслаждений, готовые защищать богатеньких до последней капли крови, и до этого очень скоро дошло. Они открывают пулеметный огонь, но мальчики рассыпаются и продолжают наступать, швыряя булыжники и бутылки с «коктейлем Молотова».

Не меньше сотни убиты в течение каких-то секунд, а другие тем временем перелезли через баррикады и порубили охрану на гамбургеры. Потом они штурмуют гору и вопят:

– Смерть заморским сукам!

Ну, графини и их костоправы унесли свои задницы на автогиростате. Их виллы разграбили и спалили дотла, а заодно уж и другие виллы. Висельных Отцов пошвыряли в костер вместе со всеми Сиренами, которых смогли найти. Некоторые дети богачей перешли на сторону толпы, поэтому несколько больших вилл не тронули. Но с тех пор, конечно, богачи оставили свои прежние замашки.

Я быстро понимаю, что здесь произошло нечто большее, чем спонтанный взрыв перенаселенных, измученных нищетой трущоб. Весь этот спектакль был срежиссирован наверху, чтобы доказать необходимость усиления полицейского режима, и кое-кто из предводителей толпы наверняка был агентом денежных мешков.

«Молодой человек в грязном рабочем комбинезоне, доблестно сражавшийся вместе с толпой, был убит полицией, и тогда обнаружились его аристократические черты, ухоженные руки и нежная белая кожа. Хоть и одет он был, как рабочий, в грязную одежду и несвежую рубаху, под ними были прекрасные кашемировые штаны, красивая дорогая жилетка и хорошая парусиновая рубашка. Его личность так и не была установлена».

Герберт Эсбьюри, «Нью-йоркские банды», стр. 154.

* * *

Среди смятения и разрухи, в горящем разграбленном городе, на улицах, заваленныех мертвыми и умирающими, уличные мальчишки танцуют и скачут, как веселые беззаботные эльфы. На многих – маски Хэллоуина. Мальчик в костюме с нарисованным скелетом плюхается наземь рядом с окоченевшим трупом, глумливо передразнивая его.

– Ты мертвый, и ты воняешь. – Он вскакивает и несется прочь.

Они пляшут вокруг умирающего полицейского и передразнивают его предсмертную агонию.

– А чего б тебе не встать и не прекратить драку?

Они хватают его шапку и кокарду, гоняются друг за другом.

– Остановитесь, именем закона, – издеваются они.

Мальчик хватает пальто и жилетку в разграбленном магазине. Выскакивает другой мальчик с фальшивой бородой и в маске в виде черепа.

– Стреляйте ему по яйцам! Стреляйте ему по яйцам! Пальто и жилетка – мои!

* * *

– Призвали нового комманданте, который принял условия бунтовщиков. Сирен, уцелевших благодаря тому, что они где-то скрывались, заперли в лицензионных борделях или депортировали в Йасс-Ваддах. Им пришлось идти туда в чем мать родила. Двести миль по пустыне, дикие собаки, гиены и леопарды ждут их там не дождутся. Ребятишки выстроились в ряд и выгнали их за ворота виселичными петлями.

Бармен пускается в пляс и поет, стуча ложками по стаканам:

Она для меня жирноватаОна для меня жирноватаЯ не хочу ееТы можешь взять ееИи-эх – для меня жирновата.

Он протирает стойку бара с одного конца до другого.

– И семенные барыги тоже ушли, большинство. Не могут работать при новых условиях. И скатертью дорожка людям Ростовщика.