Заметим, кстати, это свидетельство имевшей место тогда тенденции гостей к отказу от торговли и переходу в разряд феодальных слуг. Оно указывает еще раз на незрелость социального развития купечества того времени, которое далеко еще не оформилось в особое сословие и легко переходило как в ряды феодальной аристократии, о чем говорилось выше, так и в ряды феодальных слуг.
Вопрос о том, какую именно «службу» имеет в виду грамота 1389 г., по-разному разрешался в литературе. М. А. Дьяконов считал, что речь идет о финансовой службе гостей. Его соображения убедительно опроверг В. Е. Сыроечковский, согласившийся с мнением С. М. Соловьева о том, что под «службой» надо понимать военную службу и что речь идет о запрете принимать купцов и вообще горожан в ряды княжеских дружин.
Вслед за В. Е. Сыроечковским следует обратить внимание на то, что в тексте грамоты говорится не только о гостях, но и о горожанах вообще. Ссылка на грамоту 1389 г. во всяком случае не может быть бесспорным доказательством наличия корпоративных привилегий купцов.
Что касается грамоты новоторжцу Микуле с детьми, то она ничего не говорит о корпоративных привилегиях. Если в грамоте новгородцу Ивану Соскову 1598 г. предоставляемые ему привилегии обоснованы пожалованием ему «гостинного имени», то новоторжец Микула как личную привилегию получил право быть подсудным самому великому князю.
Ряд льгот был предоставлен в 1398 г. великим князем Василием Димитриевичем двинским купцам, в том числе непосредственная подсудность великому князю и право беспошлинной торговли в пределах великокняжеских владений. Но, по справедливому мнению В. Е. Сыроечковского, «льготы двинскому купечеству были одной из политических мер московского князя для привлечения к себе двинян, и не могут давать оснований для каких-либо выводов относительно аналогичных мер московского правительства по отношению к торговому населению его собственного княжества. Таким образом, у нас нет достаточных оснований говорить о льготах, предоставляемых высшему московскому купечеству в XIV или в XV в.». Кроме того, «общепризнано в литературе, что право, запечатленное в этом акте, является исконным правом Двинской земли, уходящим в ее прошлое».
М. Н. Тихомиров пишет, что нельзя понять большое влияние на политические события гостей, отвергая существование у них купеческих союзов. Но если самый факт существования купеческих организаций сурожан и суконников несомненен, то вопрос о наличии у них особых привилегий далеко не может быть утвердительно решен по имеющимся данным. Влияние гостей на политические события, насколько можно судить об этом по источникам, иногда развивалось в направлении, даже противоположном интересам великого князя, — напомним о деятельности Некомата Сурожанина, о заговоре московских гостей против Василия Темного и о займе, предоставленном суконниками противникам великого князя. Трудно представить, что в этих условиях великокняжеская власть была заинтересована в предоставлении купеческим объединениям привилегированного правового положения. Скорее можно предположить обратное, поскольку городская верхушка смыкалась с боярской аристократией, поддерживала тысяцких в их борьбе с усилением власти великого князя, поскольку великокняжеская власть должна была вести линию на сужение прав городской верхушки и подчинение ее себе.
В то же время князья использовали богатое купечество не только в экономических, но и в политических целях, Интересно сообщение о том, как, отправляясь во главе войска на решительное сражение с Мамаем, великий князь Димитрий Иванович в 1380 г. взял «с собою десят мужей сурожан гостей, видения ради; аще ли что бог случит, имут поведати в далных землях, яко сходници суть з земли на землю и знаеми и в Ордах и в Фрязех».
Вероятно, процесс усиления великокняжеской власти в XIV–XV вв. не мог не сказаться отрицательно на судьбах корпоративных прав городского купечества в XIV–XV вв.
Наряду с крупным купечеством источники отмечают также наличие других купцов, средних и мелких. Летописная терминология в отдельных случаях прямо указывает на различные категории купечества, как например, при сообщении о постройке церкви в Торжке в Никоновской летописи говорится о том, что ее осуществили новгородские «гости и прочий купцы» наряду с черными людьми. Выявить конкретную характеристику этих «прочих купцов» чрезвычайно трудно за отсутствием необходимых материалов. Исследуя этот вопрос по отношению к концу XV— началу XVI в., В. Е. Сыроечковский пришел к выводу о том, что можно «установить связь мелких купцов Москвы с ремесленного, зависимою и вольною, средой большого города, из которой черпали кадры мелкого купечества». Вероятно, что эти наблюдения могут быть распространены и на более раннее время. Но вместе с тем В. Е. Сыроечковский подчеркивал, что «вышедшие из ремесленной среды участники южной торговли торговали товарами, не имевшими отношения к прошлому, а, может быть, и настоящему ремеслу». Эта характеристика, данная для конца XV в., тем более должна быть верна для предшествующего времени.
Таким образом, торговля, центрами которой были города, несмотря на ее несомненное расширение в XIV–XV вв., сохраняла феодальный характер и являлась дополнением феодального хозяйства. Купеческий капитал находился еще на ранней стадии своего развития и основывался, главным образом, на внешней торговле. Период внедрения купеческого капитала во внутренний рынок, приведшего к постепенному разрушению феодального способа производства, еще не наступил, как правильно отметил В. Н. Яковцевский.
Княжеская власть активно способствовала развитию торговли. Князья следили за тем, чтобы не сокращался контингент людей, платящих торговые пошлины, и чтобы купцов не останавливали слишком многочисленные мыты, Не случайно летопись отметила как особую заслугу тверского князя Михаила Александровича то, что при нем «корчемники и мытаря и торговые злые тамги истребишася». В договорных грамотах князей постоянно встречаются обязательства не затруднять торговли «замышлением» новых мытов, «блюсти гостей с одиного», «а у купец повозов не имати, развее ратной вести» и т. п… Новейший исследователь истории русской экономической мысли А. И. Пашков, оценивая общее содержание экономической политики князей, пришел к выводу о том, что «междукняжеские договоры показывают стремление князей закрепить, упрочить политическую раздробленность страны путем сохранения экономической самостоятельности своих княжеств».
В то же время условие «пусть чист без рубежа» для торговцев А. И. Пашков понимает как отражение «прогрессивной тенденции нарастания экономического единства страны, в своем дальнейшем развитии послужившего основой преодоления политической раздробленности и создания централизованного Русского государства. Эта формула отражала противоречие между растущим рынком и политическим дроблением страны и вместе с тем служила задаче разрешения указанного противоречия на определенном этапе его развития». А. И. Пашков указывает также, что «политика покровительства торговле, как она чолучила свое выражение в договорах, диктовалась прежде всего, конечно, фискальными интересами князей. Рост торговли означал рост княжеских доходов». С этим последним мнением А. И. Пашкова нужно согласиться. Действительно, княжеская власть руководствовалась стремлением увеличить свои доходы от торговли, и поэтому она даже митрополичьему дому не давала льгот в случае торговли «прикупом», запрещала ездить «непошлыми» дорогами, устанавливала наказания за объезд мытов и т. п., свидетельств чему немало в различных грамотах. Потребность князей в деньгах особенно возрастала в силу тяжелой необходимости уплаты больших денежных «выходов» в Орду, и забота князей о поддержании источников своих доходов в XIV–XV вв. очень отчетливо выступает в их политике. Эта забота и была основой договорных условий, направленных на предотвращение излишних стеснений торговле, которые могли бы воспрепятствовать ее развитию.
Но в самом поощрении торговли нельзя видеть отражения нарастания экономического единства страны уже потому, что, как правильно отметил А. И. Пашков, в основе экономической политики князей лежало стремление сохранить экономическую самостоятельность своих княжеств. Поощрение со стороны государственной власти развития торговли не есть явление принципиально новое для XIV–XV вв. в России и вообще совсем не обязательно должно быть связано с нарастанием экономического единства. Такое поощрение существовало и в политике князей более раннего времени, оно хорошо известно в любом не только феодальном, но и рабовладельческом обществе, когда не было еще никаких тенденций к экономическому единству.