Парадокс ситуации можно уловить, обратившись к одному из ранних творений Ле Корбюзье — поселку «Современные дома Фруже» в пригороде Бордо. В 1926 году, через три года после публикации «К архитектуре», эксцентричный промышленник Анри Фруже заказал ему проект 150 домов для рабочих. Корбюзье усмотрел в этом возможность воплотить свою теорию о современном «доме-машине» в реальность и предложил целый ряд идей. В конечном итоге построено было только 50 домов, по четырем типовым проектам Ле Корбюзье. Во всех домах использовалось естественное освещение, имелись терраса на крыше, хорошая вентиляция, большие окна, а площадь фасада была небольшой; внутри все было стандартизовано и регламентировано. В этих проектах проявилось пристрастие архитектора к массовому домостроению: в своей книге он отмечал, что рабочих надо приучать к подобному единообразному стандарту, «здоровому (в том числе в моральном отношении) и прекрасному, как прекрасны рабочие инструменты, постоянно присутствующие в нашей жизни»10.
Вот только никто не объяснил рабочим, которые должны были поселиться в этих новых «машинах», что это инструменты, а не вместилища домашнего уюта. Первая группа жильцов просто отказалась туда въезжать: им не понравился ни внешний вид, ни стиль творений Ле Корбюзье. Тогда дома отдали рабочим победнее. Новые жильцы сразу же принялись переделывать творение архитектора: на строгих фасадах появились традиционные деревянные ставни и каменная облицовка, четкие модернистские линии размывались цветочными горшками на окнах, внутренние стены разрушались и переносились, чтобы создать более просторные комнаты, плоские бетонные крыши, которые начали протекать, заменялись двускатными черепичными, окна переделывались, чтобы уменьшить поток света и чтобы внутри было не так жарко.
Этот эпизод часто вымарывают из истории архитектуры, но его стоит запомнить. Со временем Фонд Ле Корбюзье обвинил в этой неудаче продавцов, допустивших в поселок покупателей из низших классов, а историкам этот факт служил как иллюстрация плохого вкуса буржуазии. Сам Ле Корбюзье не без иронии заметил: «Знаете, жизнь всегда права, а архитектор неправ»11. К сожалению, в истории архитектуры слишком часто встречается равнодушие к реальной жизни людей, но, как мы видим, жизнь улицы всегда находит способ заявить о себе. Это со всей наглядностью проявилось в одном из самых знаменитых споров о градостроительстве в истории.
У Роберта Мозеса, пожалуй, был шанс стать одним из величайших мыслителей-урбанистов XX века. До 1961 года он, несомненно, был ведущим градостроителем Америки: его отличали неутолимая жажда власти и бескомпромиссность, и он переделывал Нью-Йорк как хотел. Однако именно в этом году у него случился спор с Джейн Джекобс — журналисткой и общественницей, которую вынудила к действию угроза, нависшая над ее собственным кварталом.
Еще в молодости Мозес отличался амбициозностью; получив образование в Йеле и Оксфорде, защитив диссертацию по политологии в Колумбийском университете, он решил посвятить себя управлению городами. Это был преданный делу, современный человек и к тому же идеалист. В одном из его юношеских стихотворений проглядывает страстное стремление строить лучшее будущее:
Завтра!
Мы знаем, что оно придет
Завтра!
И все откладываем на
Завтра!
Но надо встретить новый день,
А не шептать со вздохом
«Завтра»!12
Такой настрой был характерен почти для всех архитекторов и градостроителей того периода: решимость в попытках контролировать будущее, догматическая потребность в упорядочении неизвестного и непреклонная убежденность в своей правоте, невзирая на любые контраргументы. Первой задачей Мозеса стала реорганизация системы найма работников и закупок в структурах нью-йоркского муниципалитета. Когда он успешно осуществил эту бюрократическую революцию, ему было предложено любое место работы на выбор, и Мозес предпочел Управление паркового хозяйства, рассчитывая создать систему зеленых зон в масштабах всего штата. С 1920-х по 1960-е годы ему удалось увеличить общую площадь парков Нью-Йорка в два с лишним раза, оборудовать 658 новых спортивных площадок и 27 километров пляжей. Однако его методы с самого начала отличались бесцеремонностью: одному фермеру с Лонг-Айленда, чей участок препятствовал осуществлению его планов, Мозес заявил: «Если нам понадобится ваша земля, мы ее заберем»13.
Замыслы Мозеса становились все масштабнее; их подпитывал рост госрасходов в период Нового курса Рузвельта. Он занимал 12 государственных должностей одновременно, координируя проекты по всему городу. В 1930-х он обратил внимание на проблему транспорта и уже в 1936 году завершил строительство комплекса мостов Трайборо, соединивших Манхэттен, Квинс и Бронкс. Годом позже был введен в эксплуатацию мост «Марин-Парквей-Джил-Ходжес-Мемориал» через залив Джамейка-Бей между Бруклином и Квинсом. Была спроектирована и проложена через старые кварталы сеть скоростных шоссе и автострад, везде, где возникали пробки, дороги расширялись. Мозесу не разрешили построить мост между Бруклином и Бэттери-парком на южной оконечности острова, но позволили проложить тоннель «Бруклин-Бэттери».