Hесколько лет подряд они встречались с завидной регулярностью, гоняли чаи, пили легкое вино и трепались. Кроме того, часто они встречались в общих компаниях, и там он был с ней не более любезен, чем с другими девушками, а втайне гордился своей выдержкой. Ему было вполне достаточно находиться рядом с ней, видеть ее, слышать ее голос. Как-то очень быстро он понял, что более серьезные отношения не входят в ее планы, а настаивать в этом случае он просто не смог бы.
"Остались друзьями. Спаслись от бед".
Здесь они впервые провели вместе ночь.
Он неторопясь дошел до угла и остановился. Обернулся назад. Улица была засыпана битым камнем. Часть окон уцелела: белели бумажные кресты. Прежде чем свернуть во двор он помедлил немного.
Собственно, они крайне редко проводили ночь вдвоем. И только тот, первый раз запомнился ему до мельчайших подробностей. Спутанные волосы и ошеломляющая нежность кожи, мягкие послушные губы, тихие невнятные мольбы и жаркое, не желающее притворяться и лгать тело.
Это было счастье недоступное иным.
Утром они старались не смотреть друг на друга, но потом неловкость сгладилась, а потом неожиданно и быстро исчезла и та особенная нежность и все стало как раньше.
Он шагнул во двор и остановился, пораженный.
Все было завалено битым кирпичом. От дома осталась только одна стена, та, что выходила на улицу. Оттого и казалось, что дом цел. Из груд мусора торчали обломки балок. Вещей не было видно совсем видимо, успели поработать мародеры.
Он стер ладонью пыль с бетонного блока и присел, бессмысленно глядя на развалины.
Однажды он уехал в командировку, а когда вернулся, она познакомила его с мужем. Все случилось очень быстро и незаметно: быстро познакомились, быстро расписались, быстро стали жить вместе. Муж служил в почтовом ящике, иногда пропадал на сутки-двое. Он периодически видел его с женщинами и подозревал, что причины отлучек связаны далеко не только с работой, но ничего ей не говорил. Она и не стала бы слушать.
А потом они с мужем начали все чаще ссориться, и она плакала, а он приходил в гости и утешал ее, и она вытирала слезы и рассказывала ему все, в мельчайших подробностях, и он слушал, а потом, скручиваясь от ненависти к себе, объяснял ей, как ей нужно было вести себя, чтобы муж остался с ней, какое стоит надеть белье посооблазнительнее, как привлечь внимание и что делать потом...
И было невыносимо мучительно представлять ее в чужих объятиях, да еще самому советовать, как все лучше обустроить.
А она словно и не понимала собственной жестокости. Или просто ей было все равно.
Он поднялся и пошел через развалины, пиная носком сапога кирпичи.
"Остались друзьями. Подводим итоги".
Потом все как-то неожиданно кончилось.
Она снова стала жить одна, он по-прежнему приходил в гости, и она была рада ему. Периодически у нее появлялись приятели, тогда он пропадал на какое-то время, но потом появлялся снова. Близости между ними больше не было, но было особое тепло, какое бывает между родными людьми. Ей было очень хорошо от этого, а он только еще больше мучился - проще было бы, относись она к нему холодно, а так получалось, что до нее был всегда только шаг, но этот шаг был совершенно неодолим.
Мазохистская эта дружба уже даже не вызывала насмешки у знакомых.
Он вышел на стрелой пронзавший город Проспект Вождя, уже расчищенный и вполне жилой на вид - и пошел быстрее. Все было ясно. Осталось совсем немного.
Театр Музкомедии. Сюда они ходили на премьеру Ильмина. Восстановленный фасад перекрашен теперь в густо-кирпичный цвет. Старенький ресторанчик еврея Гольца, в нем, за открытыми столиками они несчитанно просиживали вечера. Витрина выбита и заколочена огромным листом фанеры. Сквер с фонтаном работы столичного скульптора, привезенным в Город в тридцатых. Здесь они всегда встречались вечерами после работы. Вместо него - огромный пустырь, заваленный битым камнем.
Все. Hичего не осталось. Идти было некуда.
Hа вокзале он остановился у начала перрона. Отсюда он провожал ее перед войной на Север к родственникам. Обещал писать, и она верила, что он напишет, а он уже тогда знал, что лжет. Он уже тогда решил, что пора прекращать этот ужас, и понимая, что просто так не сумеет порвать с ней, радовался предстоящему расставанию. Расставание давало ему шанс.
Жить ему хотелось. Просто и незамысловато - ему хотелось жить.
До сих пор смешно вспоминать, с каким облегчением он уходил на фронт. Словно от тяжелого труда в долгожданный отпуск.
И сегодняшний день был особенный. Первый день последней недели весны. Просто последний день. К примеру, последний день войны. Теперь нужно отстраивать то, что разрушили. Ехать и отстраивать. Все будет хорошо. Он уже знал, что сумеет не подойти к терминалу госсправки и не набрать на матовом экране имя. Он сумеет. Сумеет...
"Остались друзьями. Выживших нет".
23 мая 2001