— Скиннер, — прошептал он. — Давай уедем отсюда.
— Да. — Молодой лесоруб потряс головой, будто бы только что проснулся. С удивлением посмотрел на сигарету, тлеющую между пальцами, выбросил ее и затоптал. — Пошли.
Когда они сели в салон “Мустанга”, Натан сказал:
— Я приезжал сюда пару лет назад. Нонстед показался мне тихим, спокойным городком. В самый раз для того, кто ищет тишины и покоя.
— Правда? — скривился Скиннер, поворачивая ключ в гнезде зажигания. К облегчению Натана, “Мустанг” завелся с пол-оборота, и поехал по лесной дороге. — Ты, твою мать, ошибся. Все как раз наоборот.
И они ехали, ускользая от все более длинных пальцев мглы.
Когда они выехали на асфальтированную дорогу — наконец-то след цивилизации — Скиннер прокашлялся, повернул кепку козырьком назад и несколько раз попытался завести нейтральную беседу, надеясь побороть унылое настроение.
Напрасно — разбуженный им кошмар вгрызался в сердце писателя. Натан упорно молчал, глядя на пролетающие за окном строения, серые в синей дымке.
— Где тебя высадить? — спросил Скиннер.
— Возле церкви. — Натан даже не взглянул на товарища. — Или тут. Вроде тут недалеко, дойду пешком. Дождь не такой уж сильный.
— Слушай, это не проблема, могу…
— Успокойся. Пройдусь.
“Мустанг” остановился у бордюра, мурча на холостом ходу. Натан нащупал ручку двери.
— Разозлил я тебя тем высказыванием о Нонстеде? — спросил Скиннер.
— Нет, что ты. — Натан нахмурился. — Не о том речь. Правда. Слушай, ты действительно можешь мне помочь с обустройством в доме?
— О чем речь. — Скиннер улыбнулся. — Потерпишь до субботы.
— Потерплю. До свидания. — Натан заставил себя улыбнуться и захлопнул двери.
Действительно, дождь ослабел, уступил место облакам влажности, которые шастали между домами, облепляли деревья и живую изгородь, сглаживали острые контуры. Он шел не спеша, глядя на носки своих ботинок. Шел и думал.
Кошмар вгрызался в него все сильнее, хотя Натан был уверен — это не имеет ничего общего со Скиннером и “Отшельницей”. И даже с Нонстедом.
“Почему из множества мест во всем мире он убежал именно сюда? Почему брошенный Фионой, он решил лечить депрессию в городке, в котором он пережил с ней лучшие минуты? Решил? А удалось ли ему что-то решить, начиная с той минуты, когда он нашел письмо на экземпляре “Шепотов” в твердой обложке? Или хотя бы задуматься над чем-то? Существовало ли что-то, что он в последнее время сделал сознательно, намеренно и умышленно? И выходил ли он хотя бы на минуту из тумана отчаяния?
Да, один раз. Это произошло в то утро, когда решил порвать с прошлой жизнью и стать кем-то совершенно другим. Сбрил бороду, коротко постригся, достал серьгу из уха, с мрачной миной погладил все рубашки и штаны. В то время, когда небольшая типография печатала его новые визитки, Натан отправил мэйл литературному агенту и некоторым знакомым: он исчезает на некоторое время, и не хочет, чтобы его искали и беспокоили. На всякий случай выбросил телефон и купил новый, работающий по системе предоплаты. Его номер не оставил никому.
Затем он прочел в интернете предложения единственного в Нонстеде офиса по работе с недвижимостью. Через минуту писатель включил новый телефон, и позвонил Томасу Макинтайру.
— Почему Нонстед? — спросил он себя, глядя на настороженных ворон, сидящих на проводах ЛЭП.
Почему он не остался в Нью-Йорке? Почему не поехал в любой другой город? Почему не вернулся в Англию? Почему из всех мест на матушке Земле выбрал именно то, что сожрет его, начиная с сердца? И это не имеет отношения к Одиночеству, исчезновению Макинтайра, тайне Анны Крэйг или рассказу Скиннера.
— Нет, — прошептал он. — Наверняка, не из-за этого.
Он посмотрел на узкую лавку неподалеку от магазина лечебных трав. Она стояла под фонарем, стилизованная под 19 век. Они сидели на ней с Фионой и целовались. На этой лавке их застал дождь.
— Курва, — выругался он сквозь слезы. Голос наконец-то освободился от корсета поддельного акцента, и привлек внимание старшей женщины в дождевой накидке, но Натан даже не посмотрел в ее сторону. Он добрел до “ранглера”, сел за руль, и очень медленно поехал к своему новому дому.