И так уже много лет. Двенадцать или тринадцать. Уже и не знаю. Не помню даже, когда ушел от Элизабет. Помню только момент, когда принял это решение. Это было тем вечером, когда она пересмотрела бабских фильмов и много выпила. Сначала она захотела секса. Она добилась своего, и ничего ее не сдержало. Даже то, что заглядывал ей под юбку в среднем раз в месяц и то ненадолго. Я почувствовал, что сопротивление бессмысленно, поэтому лег и ждал — чем же все это окончится. Правда ждал, потому что Элизабет вдруг вспомнила о существовании позиции “наездника”. Через пятнадцать минут стонов и криков, она зарычала и обвинила меня в том, что я ей изменяю. Я не взорвался горьким смехом, не осмеял ее, не стал объясняться. Нет, решил устроить спектакль.
Сдвинул ее с себя — что было делом не легким — поволок к зеркалу и показал ей невысокого человечка с синяками под глазами, редеющими волосами, нездоровой кожей, заметным брюшком, тонкими ногами и волосатыми плечами.
— Опомнись, женщина, — спокойно сказал я. Мне было все равно. Я ушел без театральных жестов. Не было хлопанья дверями, слез, выкрикивания ругательств. Я проснулся, сказал что-то, что-то съел, собрал самое необходимое и убрался к черту на кулички.
Значит, на задворки “Мэддиз”. Там меня ждал покой. И не только.
3
Возвращение домой было совсем не легким. Натан чувствовал — то, что он пережил в доме Анны, и узнал от нее, наложит отпечаток на его жизнь. Он решил исправить начинающуюся подавленность единственным известным ему способом. Остановился перед “7-Eleven” и оторвал сонную продавщицу от переписки в Твиттере.
— Упаковку из шести буда (видимо, речь идет о пиве “будвайзер” — прим. переводчика), пожалуйста, — сказал он. — Бутылочного.
Звякнуло стекло, которые ставили на прилавок.
— Что-то еще? — спросила девушка, смерив его оценивающим взглядом.
“О, нет”, - подумал Натан. — “Только не это. Надеюсь, что она меня не узнает”. Он быстро развернулся и взял со стеллажей пакет с булками, нарезку салями и масло. Мужчина расплатился и поспешно вышел, сопровождаемый пристальным взглядом продавщицы.
— А говорят, что количество читающих, черт его дери, сокращается, — прошипел он, заводя мотор машины. “Ранглер” осветил фарами пустую стоянку и витрину магазина, на секунду выхватил из темноты бумажный пакет, который куда-то нес ветер, и выполз на главную дорогу. Натан зачем-то включил обогрев, а затем вставил диск в проигрыватель. Из динамиков послышались холодные звуки The Cure.
— Твою мать, нет настроения, — пробормотал Натан, и выключил проигрыватель. Резко зажег сигарету. Мотор работал мерно. Порывы ветра время от времени врезались в джип, качающаяся антенна посвистывала. По обе стороны дороги стояли темные стены деревьев, изредка их освещали фонари. Высоко в небе клубились облака. Он не смотрел, куда едет — будто бы отключился от всего мира.
“Убежал из Нью-Йорка от своего имени”, - подумал он, — “от проблем, решений, от встреч и исследований, от давления и напряжения. Убежал от вопросов о следующей книге. Убежал от Фионы. Выбрал единственное место в мире, которое сумел полюбить, и оказалось, что попал в ловушку. И здесь появляется загадка, которая много мрачнее всего, что когда-либо написал, ибо она настоящая. Хочу помочь. Чувствую, что надо, но… Но как?”
На лобовое стекло упали капли — начинался дождь. Свет фар осветил его новое жилище, прятавшееся между деревьев.
Он припарковался поближе к веранде, сгреб покупки и взбежал по мокрым ступеням. Он сунул руку в карман, чтобы достать ключи, и вдруг услышал тихое мяуканье. Что-то мягкое потерлось о его ногу.
— Привет, — пробормотал он. — Тебе негде остановиться? Запрыгивай!
Он открыл дверь, и кот без тени сомнения вошел в дом. Натан последовал за ним и вдохнул атмосферу дома. Было холодно, и Натан подумал, не стоит ли выйти и нарубить дров для камина.
— Во-первых, ты не знаешь, где дерево и топор, — напомнил он сам себе. — Во-вторых, никогда в жизни ты не рубил дрова. В-третьих, даже если бы был чемпионом мира по рубке дров, вряд ли захочешь делать это в темноте и под дождем.
Убежденный этими аргументами, снял пленку с дивана, подсунул к нему лавку и разложил покупки из “7-Eleven”. Сделал бутерброд с салями и проглотил его, даже не смакуя.
— Мяу, — напомнил о себе кот, внимательно следивший за его манипуляциями.
— И где мои манеры, — улыбнулся Натан, и дал гостю кусок, который кот поглотил с грацией, умело маскирующей жадность.
Писатель съел еще одну булку, угостил кота, который уже наелся, и утратил живой интерес к хозяину дома. Затем Натан открыл пиво. И тогда его взгляд зацепился за сумку с лэптопом.