— Да.
— Молодец, что не остались в Москве. Там халтурщиков своих хватает. А я, знаете ли, первый раз в этих местах и потрясен, какой вы отгрохали город!
— Ну, я тут мелкая сошка.— Шохов торопливо посмотрел на часы. Ради вежливости спросил: — Снимать будете?
— Обязательно. Тут же у вас заваривается огромное дело! Слышали небось?
— Слышал.
— Нас возили сегодня на площадку, за город, где эти хибары...
— Хибары? — переспросил Шохов.
— Да, времянки... Там их, кстати, как-то очень смешно прозвали... Городок жуликов, что ли... Мол, тащили стройматериалы... На днях их будут сносить, и мы хотели бы запечатлеть этот факт. Тут со мной,— он указал на машину,— сценарист, редактор, они уже строчат... Эффектно будет выглядеть на экране конец старого, отживающего и начало нового...
— Эффектно...
Шохов передернул плечами, будто замерз. А Костик заторопился, стал прощаться. Бодрой рысцой добежал он до машины с надписью на борту: «КИНОСЪЕМКА» и, оглянувшись, помахал Шохову рукой. Шохов ему не ответил.
Картина крушения их городка, которую Третьяков так бодро выложил позавчера, не произвела такого сильного впечатления на Григория Афанасьевича, как эти несколько слов про хибары да городок жуликов.
Как все обернулось-то! Хибары, времянки — это старое, а завод — новое. А если старое, так чего уж тут раздумывать, даже сожалеть: круши — и дело с концом. А если у кого-то весь его мир при этом рушится?
С таким именно настроением Шохов и появился на исполкоме. Секретарша Риточка, не признав его, да и времени сколько прошло, спросила, по какому он вопросу, и указала на кабинет:
— Потихонечку... Они уже заседают.
Федор Иванович, председатель исполкома, который вел комиссию, тоже спросил Шохова, от какой организации, и одобрительно кивнул:
— Хорошо. Наши помощники!
У Шохова мелькнула мысль: знал бы он, каков помощник явился!
Федор Иванович продолжал докладывать то, что в общих чертах Шохов знал. О подписанном в Совете Министров постановлении, о начале грандиозной стройки, которую с нетерпением мы все ждали (мы? кто это мы?), о немедленном развороте работы на участке, который начнется у самой реки и пройдет вдоль Вальчика, где сейчас времянки, и дальше, в направлении Новожилова. Десяток заводов, выстроенных в технологическую цепочку, плюс ТЭЦ, монтажная площадка, склады, гаражи, ветка железной дороги от ныне существующей линии, ЛЭП и масса подъездных бетонных и гравийных дорог свыше двух тысяч километров.
Цифры — тысячи, десятки тысяч, миллионы,— привычные для шоховского слуха и необычно интересные в другое бы время, сейчас будто скользнули мимо, не затронув его никак, и не остались даже в его сознании, заполненном одной, но все поглощающей мыслью: «конец»...
Никто, ни эти деловые люди, ни жители Вор-городка, ни даже Тамара Ивановна, никто-никто не подозревал, как близок он, лично Шохов, к своему краху.
А милая, неутомимая, доверчивая Галина Андреевна, подождав его вчера и отругав за безалаберность, еще ходит по домам, еще собирает бессмысленные подписи под бессмысленным письмом и верит в какие-то возможности что-то решить и спасти.
Господи, как это далеко от него! Если бы она знала то, что знает сейчас Шохов. Но ведь он молчит — второй день, испугавшись за самого себя и за свою неожиданную двойственность в судьбе поселка.
Как из подземелья, доносились до Шохова слова, едва ли достигая сознания:
— Все осложняется недостатком рабочих... Люди знают, что их на улицу не выкинут, потому и строятся. Уж как мы держали в секрете о том, что планируется завод... Правда, мы и сами не все как следует знали. Боялись, что хапуги и ловкачи бросятся строить времянки, чтобы скорей получить квартиру... По некоторым слухам, такая тенденция есть.
Это последнее и для Шохова было новостью!
— Так куда их переселять? Может, отвести участки и всех перетащить?
— А как вы будете переносить времянку? У многих там подвалы, бани, теплицы.
— Хозяйство хозяйством, а место-то незаконное? Захотят, так построят на новом месте. А саму времянку оттащить с нашей техникой не проблема.
— Не проблема? Тут один посреди Нового города в гараже устроился, и то целый месяц решали, как с ним быть...
— Это все наша мягкотелость. Сто девяносто пятая статья: уголовная ответственность за незаконный захват земли!
— И что же, все полтыщи судить?
— А кто возьмет на себя заботу об этом перевезенном поселке?
— А кто вообще об индивидуальных поселках печется?
— Никто. А у исполкома своих забот хватает.