— Несколько бы человек осудить да в газете пропечатать. Тогда бы и другие поняли...
— Ездили по этому поводу в Москву. Было решено на каждые семь пусковых квартир одну выделять для временных...
— Но это насколько же растянется? Тем более, что план ввода на этот год не выполнен?
— Сто пятьдесят тысяч метров, а сделали только семьдесят!
— Вот-вот.
— Вы лучше скажите, а все ли там «временные»? Даже поверхностная прикидка говорит, что многие имеют общежития, их называют: «мертвые души». А у иных и квартира, и времянка вместо дачи... А есть такие, что сдают на время, а себе новую строят.
— Выселять надо всех, о чем тут говорить. Часть уйдет в общежития, часть на подселение. Для наиболее ценных работников по подразделениям выделен многоэтажный дом.
— А если не захотят выезжать?
— Самым жестоким образом... Во времянках есть и не рабочие кадры. Пусть ими поинтересуется милиция.
— Это, товарищи, не простой момент, когда подъезжают с бульдозером, а там люди...
— Бульдозеристы, говорят, отказываются туда ехать. Не хотят. Мы уговаривали. И доплачивали, и разряд повышали.
— Хотят или не хотят, у нас нет выхода. Надо сделать так, чтобы хотели. Вы об этом размышляли, товарищ... Как вас, из треста?
Шохов вздрогнул, спрашивали его.
— Сижу и размышляю,— произнес он, привставая.
— Так что же?
Все смотрели на него и ждали ответа. А ему хотелось крикнуть: он-то и есть тот, кто заварил эту всю кашу и теперь будет ее расхлебывать. Раньше-то он решал так: шапку в охапку и на самолет. А теперь попробуй-ка реши, если сын подрос и жена устала... Да он и сам, если по правде говорить, уже не верит, что можно куда-то ехать и что-то искать. Везде одно и то же. Вот к чему он пришел. Хорошо там, где нас нет. А вот как здесь, не сходя с этой точки, не уступить свой дом, защитить его от бульдозера, он не знает. Не решил...
— Не решил пока,— произнес Шохов.
— Решайте скорей,— тоном, почти приказным, сказал Федор Иванович. — У вас в резерве не больше недели.
— Знаю,— сказал Шохов.
В эту ночь он не спал. Крутился, несколько раз вставал пить. Под утро, не как сон, а как реальность, привиделось ему чудо-юдо на гусеничном ходу, на котором было написано: комбинат. Он напоминал снегоочиститель. Загребущими лапами, с хрустом перемалывал доски шоховского дома, выплевывая через выхлопную трубу розовенькие рулончики туалетной бумаги.
«Вот и все,— подумал Шохов во сне.— Вот и все».
Пожалуй, самой популярной комнатой у женщин Гидропроекта был женский туалет. Здесь с чьей-то легкой руки на заре возникновения самой конторы повесили объявление о продаже импортных туфель тридцать пятого размера. Объявление было приклеено к стене около умывальника, и все его прочли. Тут же сообразили и повесили рядом еще одно объявление о потере варежки, потом книги, и — началось...
Теперь любая чертежница, забежав сюда перед началом работы, могла обозреть за несколько минут всю многосложную жизнь своего учреждения и выбрать из полусотни бумажек необходимую.
Продавались кофты, сумочки, помада, шерстяная пряжа, цветные попугайчики, талон от макулатуры на Дюма, джинсовый костюм, детская коляска, резина для «Жигулей», посуда, мебель, цветы, зонтик и так далее, и так далее...
Были объявления о потере диплома и перчатки, пропуска на работу. Были призывы помочь в работе над курсовым проектом и предложения о сколачивании детской группы по английскому языку у частного учителя, а также поиски преподавателя музыки...
Были предложения об обменах: квартир, подписок и просто книг, коллекций деревянных ложек на изделия из Хохломы.
Были предложения о хорошей раскройщице и чей-то неистовый призыв: «Товарищи, надо заниматься йогой, русская женщина толще европейской!» И все в том же духе. Многие из объявлений были не лишены юмора, особенно это касалось мужчин. Так появлялись вдруг обнадеживающие, невесть кем добытые сведения о мужчинах-разведенцах или поступивших на работу холостяках.
Они носили как бы шуточный характер, но и это была все-таки информация немалой важности. Конечно, случалось, что и соперницы сводили на стенке свои счеты и пускали слушок о чьей-нибудь измене... Издержки в целом довольно ценного, как все считали, дела. Начальство, а оно сплошь состояло из мужчин, никак не касалось нелегальной стороны жизни конторы, да и не могло бы ее коснуться... Кто же рискнет приходить в женский туалет и контролировать чистоту стен?
Это могли бы делать уборщицы, но они, если говорить честно, и сами были заинтересованы во многих объявлениях, поскольку без этого хитрого рынка ничего нельзя было в городе приобрести, того, без чего мужчина, возможно, проживет, но женщины прожить никак не могут.