Ей исполнилось тринадцать лет. По этому случаю очень торжественные речи произнесли Владимир Викторович и я. Валера проиграл туш. Все закричали «ура-а». Преподнесли Южке подарки: Владимир Викторович — книгу, ребята — альбом и два букета цветов, я от себя тоже книгу, Марья Петровна, видимо, помирилась с Южкой: она ей подарила плитку шоколада.
Южкина бабушка стояла в сторонке с завернутым в кулечек праздничным пирогом; она слушала, как на все лады расхваливают ее любимицу, и слезы текли по ее румяным сморщенным щечкам.
Южкины родители работали в далекой Арктике, а девочку воспитывала бабушка. И я думал, какая Южка счастливая, что у нее такая заботливая и добрая вторая мать.
Приняв подарки, Южка положила их рядышком на травку и опустила глаза. Она, кажется, хотела сказать очень много, но только тихонько пробормотала одно слово — «спасибо».
Затем выступил новый заместитель начальника штаба Миша Огарев. Наконец-то хоть один из старших получил право командовать!
Миша, стараясь сдержать свою радость, очень серьезным голосом прочел приказ штаба о восстановлении десятого отряда.
Прежние нарушители показали себя усердными, дисциплинированными, дружными и заслужили прощения. На линейке промежуток между девятым и одиннадцатым отрядами все эти дни оставался свободным. Миша Огарев и другие помилованные быстро заполнили это пространство. Две девочки-неразлучницы вновь встали рядышком. Их сияющие лица превратились в сплошную улыбку.
Тут же после линейки мальчики и девочки десятого отряда поставили на прежние щиты свои четыре палатки, перенесли вещи и вкопали столбик с надписью «Проспект Гагарина». Девочки-неразлучницы сели у входа в свой зеленый домик и крепко обнялись — теперь уже никакая сила не могла их разъединить.
Миша всех удивил.
— Командиром отряда буду, а переселяться не хочу, — сказал он, хмуря свои узкие брови. Окруженный ватагой беззаветно преданных ему мальчиков первого отряда, он отправился копать червей к завтрашней рыбалке.
А вечером на торжественном «Костре дружбы» Южкина бабушка раздала нам всем свой пирог. Она сумела разделить его на сто пять частей. Я тоже попробовал, но, к сожалению, не понял, какого он вкуса, кусочек размером с конфетку тут же растаял у меня во рту.
ГОРДИЕВ УЗЕЛ
В день, когда мама Эдика получила то роковое письмо, Евгений Иванович вообще не пришел в интернат. Только на следующее утро Надя-секретарша передала ему ужасную весть об эпидемии дизентерии в городке. И Евгений Иванович сразу помчался к нам.
Когда он появился у нас, вид у него был ужасный-лицо бледное, осунувшееся, нос заострился.
Владимир Викторович и я тотчас же поспешили его успокоить — никакой эпидемии не было и нет. Но Евгений Иванович до того разнервничался, что мне пришлось дать ему сердечных капель.
Когда же, наконец, он пришел в себя и к нему вернулась его обычная директорская солидность, он отправился осматривать городок, прошествовал по всем улицам, заглянул в несколько палаток, в том числе и в амбулаторию, проверил на кухне чистоту посуды, не поленился залезть в погреб и всем остался очень доволен.
Тут как раз наши вернулись с работы и окружили Евгения Ивановича. Здороваясь направо и налево, он улыбался сдержанной улыбкой, как полагается улыбаться директору.
— Как они загорели! Да они даже поправились!.. — искренне удивлялся он.
Валера проиграл на обед «Бери ложку, бери хлеб!». И со всех сторон помчались ребята на площадь Радости.
— Раз, два, три, четыре… — выкрикивали они. За двенадцать секунд собрались все до одного!
Медсестры в белых халатах побежали проверять руки…
Евгений Иванович вновь поразился.
— Дисциплина вполне удовлетворительная, — обратился он к нам, взрослым, — но все-таки опять напоминаю: будьте максимально строгими с ребятами. Они вас обязаны слушаться беспрекословно. Мало ли что может случиться.
Алевтина Алексеевна поджала губы, Марья Петровна усмехнулась, а Владимир Викторович утвердительно кивнул головой, но в то же время незаметно подтолкнул меня локтем. Евгений Иванович не должен знать о наших четырех законах.
Начался обед. Ребята уселись за стол и уткнули носы в тарелки с супом. Мы, взрослые, сели все вместе на свои всегдашние места у конца стола.
Дежурные быстро разнесли на подносах вторые блюда. Обедающие притихли, только слышно было, как ложки позвякивали об эмалированные миски, многие ребята просили добавки, еще раз добавки.
— Аппетит у них превосходный! — Еще раз поразился Евгений Иванович. — Почему же зимой в интернате иных чуть ли не силком заставлять приходилось? Видимо, это влияние бактериофага. Не так ли, Марья Петровна? — Евгений Иванович сдержанно засмеялся.
Потом он стал нам рассказывать московские новости:
— Ремонт интерната благополучно заканчивается, но самое интересное — это переговоры с Музеем восточных культур. Интернату предложили организовать туристский поход ни более, ни менее, как в Узбекистан, — собирать по кишлакам Ферганской долины национальные предметы домашнего обихода — посуду, одежду, зарисовывать национальные узоры. Я сам хочу возглавить поход семиклассников. Путешествие предвидится замечательное, у ребят на всю жизнь останутся в памяти чудесные впечатления. Через неделю можно бы отправиться в путь, но, к сожалению… — Тут Евгений Иванович вздохнул и печально добавил: — Денег не хватает…
Оказывается, вчера он весь день хлопотал в различных организациях. Некоторую сумму выделяет Детская туристская станция, шефы кое-что обещали, но всего этого, к сожалению, недостаточно.
— Будет очень жаль, если наше путешествие не состоится, — добавил он.
А немного спустя Евгений Иванович осторожно спросил:
— Сколько заработали ребята в колхозе?
К его удивлению, Владимир Викторович этого не знал — весь отчет вели Саша Вараввинский и Валера Шейкин.
— Идемте сейчас в правление, — предложил Владимир Викторович, — это недалекого, всего три километра, дорога лесом, мы очень хорошо прогуляемся.
Марья Петровна, Алевтина Алексеевна и я тоже не прочь были пройтись.
— Позвольте, — недоумевал Евгений Иванович, — если мы все уйдем, городок останется без взрослых?
— Не беспокойтесь, Евгений Иванович, — засмеялся Владимир Викторович, — бандиты не нападут, палатки не загорятся.
— Да в крайнем случае я пожар затушу, — раздался из-за плиты бас тети Тоси.
Прозвучал горн на тихий час. Ребята медленно разошлись по своим палаткам. Дежурный командир, сегодня это был мой недавний больной Витя Панкин, прошелся по улицам.
— Тише! Вот выговор на линейке закачу! — грозно шептал Витя в палатки.
— Этот неисправимый воспитанник, который столько раз мне зимой снижал показатели по поведению, у вас тут всех спать укладывает! — поразился Евгений Иванович. — Если бы я лично не видел, честное слово, не поверил бы.
Витя между тем подошел к нам.
— Владимир Викторович, — сказал он, по привычке шмыгая конопатым носиком и искоса поглядывая на Евгения Ивановича, — все в порядке, все отдыхают.
— Ну хорошо, Витя, — ответил Владимир Викторович, — мы сейчас пойдем в правление колхоза, ты останешься тут командовать.
Витя кивнул головой и побежал вприпрыжку, стараясь поймать платком пролетавшую бабочку. Как будто Витя получил самые обычные указания, а ведь, в сущности, Владимир Викторович доверил ему весь городок.
Евгений Иванович поколебался немного, потом решительно встал.
— Ну, раз у вас Панкин за начальника городка, пойдемте в правление колхоза. — По дороге он спросил Владимира Викторовича: — Объясните мне, пожалуйста, как вы тут наладили дисциплину? И почему ребята самостоятельно распоряжаются?
И тогда Владимир Викторович самым подробным образом рассказал о наших четырех законах.
— Да неужели это так? — несколько раз переспрашивал Евгений Иванович. — Неужели всем все можно? И ребята не пользуются своими правами, потому что, когда не запрещают, не интересно не слушаться.