Через несколько дней они наткнулись на очередную деревню. Рядом с избами, поперек дороги, стоял залепленный снегом немецкий бронетранспортер. Мальчики обошли вокруг и нашли замерзшего часового.
Минин с трудом вынул из его рук винтовку, а из вымороженной машины взял канистру с соляркой. Солярка стала похожа на желе, и мальчики просто намазали ее на стены. Потом они приперли дверь бревном и стали смотреть на огонь.
На них из узкой щели погреба с ужасом смотрели две старухи. Но мальчики не думали, что кто-то, кроме врага, может быть рядом, они вообще ни о чем не задумывались — и в этом была их сила. Однажды они убили немецкого заблудившегося офицера: когда его, оставшегося после налета, вытащили из машины, он был похож на жука в муравейнике — только сапоги взмахивали в воздухе. Когда мальчики расползлись в стороны, отряхиваясь, офицер и вовсе не походил на человека.
Через пару недель они, обманувшись, завязали бой с танковой разведкой — и танкисты, не разбираясь, кучно обстреляли отряд из пушек. Часть убили сразу, а несколько расползлись по снегу ранеными зверьками — и по следу сразу было видно, кто куда дополз.
Их осталось четверо — Ляпунова ранило в руку, но он не подавал виду, что ему больно. Зато к вечеру они нашли новую пустую деревню.
Но это была не деревня, а дачный поселок. За крепкими заборами стояли богатые дома — два младших мальчика, близнецы без имен, растопили печь стульями, а обессиленный Ляпунов сразу заснул.
Минин проснулся оттого, что раненый дергал его за руку.
— Давай поговорим, а? — Ляпунов задыхался. — Я умру, и мне страшно. Ты можешь понять, что с нами произошло, а? Мы ведь умрем и сразу воскреснем? Это ведь такая игра?
— Я не знаю, Саня, — ответил Минин, слушая потрескивание остывающей печи.
— Мы должны умереть, — печально сказал Ляпунов. — Мы все умрем, это ясно и ежу. Это город затыкает нами дыру во времени. Мы с тобой как эритроциты.
— Что?
— Эритроциты. Это… Нет, неважно. Знаешь, что такое саморегуляция в городе? Ну там прокладывают дорожку какую-нибудь пафосную в парке, а потом оказывается, что так ходить неудобно, и вот протоптали тропинку. А через дорожку проросла трава, асфальт потрескался, фонари расколотили, и все — нет ни пафоса, ни дорожки. Это ее не кто-то уничтожил, а город целиком — так со многими вещами бывает, большой город все переваривает, как организм. Он и в ширину растет — только иногда растет не только вширь, но и во времени.
— Ну ладно. Если ты такой умный — отчего именно нас сюда закинули?
— Я и сам не знаю. Может, нас просто не так жалко, мы маленькие, у нас самих детей нет. А может, мы все в игры играли про войну. Самое обидное знаешь что? Самое обидное, если это городу все равно — вот ты думаешь о том, сколько эритроцитов… То есть ладно — как у тебя организм с болезнью борется? Ты об этом думаешь? А тут город берет у будущего — а что ему взять, кроме нас?.. Я утром уйду, ты ребят не буди — лучше я в снег лягу, говорят, когда замерзаешь, не больно. Плохо быть маленьким кровяным тельцем. Или тельцом?
— Каким тельцом?
— Ты меня не слушай, это все из книжек…
Тогда Минин схватил руку Ляпунова — мокрую и жаркую, и они так и заснули — рука в руке.
Минин проснулся поздно. Ляпунова уже не было, а два оставшихся мальчика, чумазых и печальных, что-то варили на печи. Они поняли все без объяснений.
Они снова вышли на охоту, но в этот раз немецкий патруль оказался умнее, он расстрелял их, не дав приблизиться. Оба близнеца повалились в снег, одинаково держа руки за пазухой, где грелись пистолеты.
Минину пуля попала в бок, но прошла мимо тела, и он спокойно ждал, когда уедет немецкая разведка, и только когда прошло полчаса, когда тарахтение мотоциклов давно не слышалось, уполз прочь, не приближаясь к убитым.
Вернувшись на чужую дачу, он нашел табуретку и, встав, примерился к старым ходикам на стене.
Он попробовал провернуть стрелки вперед, но они не поддавались, вот обратно они шли с охотой, а при движении в будущее только гнулись.
Он выпил кипятку с вареньем, что нашли, да не доели близнецы, и попробовал еще раз. Стрелки встали намертво, и он понял, что и его время кончилось.
Ляпунов был прав — город зачерпнул их пригоршней, и уже не выяснишь, из-за какой игры отобрали его, Минина. Может, мы просто слишком сильно любили этот город, подумал он, но при чем тут близнецы?
Но он одернул себя — много ли он знал о близнецах, ведь сейчас он не помнил даже их имен.
Минин услышал далекий рокот мотора и, подхватив винтовку, выбрался из дома.