Гррао?
Зов прозвучал просительно.
Что, Рогоро?
А ты правда думаешь, что это Охотник?
Что? Ну, ты мечтатель, малыш!
Ну, я подумал, с чего еще Гррао, такой старый, рискнет выйти против всех, как если не ради Охотника?
Доберман неодобрительно покачал головой.
Этот человек совершенно никто. Недочеловек. Я сомневаюсь, что в нем мог бы жить дух нашего Охотника.
И все же ты вышел защищать его…
Наверно, я вышел бы защищать его в любом случае.
Рогоро поднял большую голову с передних лап и через плечо Урода посмотрел на старшего пса.
Я так и думал, что ты так скажешь. Твоя душа всегда была более чуткой, чем ты сам, Гррао. Может, поэтому тебя и наказали родиться в породе. Но твои дела убедительнее слов.
Охотник…
Старый пес с сомнением посмотрел на уродливое лицо потерявшего сознание, замерзающего, истекающего кровью человека.
Вряд ли… Наш Охотник просто не мог стать таким. Даже неверие людей, забывших Охоту, не заставило бы его так деградировать.
Волкодав тоже смотрел на Урода.
И все же если это Охотник…
Большой пес вздохнул и поник.
Охотник, мне тебя жаль.
Ты остался все таким же искренним и все таким же еретиком, Рогоро.
Они лежали, и мерзли, и грели своими телами израненного Урода, чувствуя, как по всему телу поднимается шерсть от близости этти. Этти тоже чуяли, что Урод еще жив.
Знаешь, даже если бы он не был ранен, нам все равно некуда уходить.
Рогоро снова поник.
Я знаю, некуда.
Тойфель не ответил, он плохо видел, но видел достаточно, чтобы уловить за мельтешением мелкого снега парение смутных теней. Тени выползали из мертвых ям и лизали кровавые следы, оставленные Уродом, пока он бежал от калитки. Тени искали свою добычу. Живую душу.
Доберман не умел сражаться с голодными тенями.
Далеко, на границе леса, хором выли Пся Крев. Они знали, что им снова достанутся только трупы. Безобразно скрюченные, вывороченные трупы, из которых заживо пожрали души.
Наверно, при других обстоятельствах этти не тронули бы двух собак, но псы понимали, что, если они встанут на пути мертвых, остановить мертвых им вряд ли удастся.
Паныч занервничал.
Я… Гррао, я… Этти знают меня, понимаешь? Знают мой запах.
Лежи смирно, щенок.
Пойми, Гррао. Я не чист, я причастен. Я ел их мясо. Они найдут нас по моим следам.
Они найдут нас в любом случае. Лежать.
Гррао, я пойду им навстречу. Я грязный, от меня мало пользы. Но по меньшей мере я их отвлеку, задержу их… хоть немного…
Лежать, Knabe, я сказал!
Этти рыскали вокруг по болоту, слепо шаря перед собой когтистыми тощими руками. Первые бледные призраки уже начали осторожно просачиваться по следам Паныча.
Что нам делать, Гррао, что делать? Их нельзя убить, с ними нельзя сражаться, мы ничего не сделаем им, я знаю. О, Фенрир!
Успокойся, Knabe, успокойся и помолись Сестре.
Паныч посмотрел на него чуть ли не в ужасе.
Я не могу.
Можешь. Мы будем молиться вместе. Если это действительно Охотник, Сестра-Хозяйка не откажет нам в помощи.
А если нет?
Значит, мы умрем, защищая обычного человека.
Далеко в низине, среди тонких голых силуэтов редкого леса, Пся Крев затихли, слушая слившуюся в один голос молитву двух псов на болоте.
Этти заколебались, но все же продолжили свое плавное приближение.
Иногда молитва отнимает больше силы, чем бой. Старый доберман выдохся и опустился на снег, с печальной радостью внимая отчаянному плачу огромного блудного щенка по кличке Паныч. Даже если они не спасутся, ему есть чем гордиться в этой жизни. Ведь хотя бы на одну ночь он обрел Охотника и товарища из стаи.
Он не боялся.
Надрываясь, плакал и кричал к небу матерый волкодав. Все ближе тянулись этти. Из носа Урода, пузырясь, текла кровь.
«Если будет надо, я сам убью его, чтобы он не достался этти, — спокойно решил доберман. — Неважно, Охотник он или нет».
Плакал и кричал Рогоро.
Будто в ответ на его молитвы, между туч высоко в небе нежданно выглянул бледный краешек холодной луны.
Следующим утром пришли машины и началась эвакуация лагеря. В суете сборов почти никто не обратил внимания на то, что трупа Урода на болоте не оказалось.