Успокаивающе запахло бальзамом Вишневского, и я наконец позволила себе расслабиться. Полупроглоченное рыдание, заклокотавшее в горле при попытке заговорить, удивило меня саму. Димка, лишь теперь по-настоящему рассмотрев, в каком я виде, застыл.
— Даша?..
— Всё… в порядке. Кровь… не моя. В основном.
Почти все раны, оставленные короткой схваткой с филином, зажили при обращении, но ничто не могло скрыть кровоподтёков. Я безуспешно попыталась прикрыть пожелтевшие, но всё ещё впечатляющие синяки на рёбрах.
Брат выругался так, что услышь его мама, без мыла бы не обошлось. Короткими, резкими командами он заставил меня поднять и опустить руки, несколько раз вздохнуть. Спор в приглушённых тонах, спор детей, не желающих тревожить сон родителей:
— Переломов нет. Дима…
— Всё равно надо забинтовать.
— Я должна сказать тебе…
— Повернись.
— Это вовсе не обязательно. Дим…
— Кто тебя так поцарапал? Не отвечай. Сейчас, достану антисептик…
— Дима!
Раздражение вскипело и превратилось в какую-то детскую злость. Я поймала его руки, сжала, едва ли не в первый раз показывая свою силу.
— Дмитрий Шувалов, посмотри на меня!
Лёд в его глазах на мгновение треснул, и мелькнуло что-то… Страх? О госпожа, только не это! Сглотнув, я чуть сжала его ладони и выпустила их, делая медленный шаг назад. Уходя из его личного пространства.
— Сейчас я приму душ, а потом мы вместе поедем на дачу. Тебе надо быть там как можно скорее.
— У меня сегодня занятия, — резко бросил он и отвернулся. — Как и у тебя. Если помнишь.
— Дима. — Вдох. Выдох. Момент истины. Ещё не поздно, не поздно, ещё можно всё переиграть. Семья. Моя семья, мои родители, мой брат.
Краденая семья.
Никогда никакие слова не давались так тяжело. — Я нашла твою настоящую сестру.
Мы выехали через двадцать минут. Не знаю, что там наврал Димка, пока я, забившись в душ, пыталась сдержать рыдания. Судя по комментариям сонной мамы, в истории фигурировало домашнее задание и ранний склероз в семействе Шуваловых. Наскоро одевшись, схватив приготовленный с вечера школьный рюкзак, я вылетела на лестничную площадку, отказываясь встречаться взглядом с шагающим рядом братом. Чуть не сломала шею, прыгая через три ступеньки, чем заслужила выговор от ночного охранника. Выскочила наконец в предрассветный двор.
Дожидаясь, пока Димка выгонит из подземного гаража машину, я успела обойти три раза вокруг клумбы, бормоча заговор. Если повезёт, это хоть немного запутает тех, кто будет меня искать.
Чтобы сесть в машину, пришлось собрать всё своё мужество. И не только потому, что за рулём расположился заледеневший, точно лужа в октябре, Дмитрий. Из всех видов транспорта тяжелее всего мне давались автомобили. Самолёты и поезда, состоящие из того же холодного железа, почему-то переносились относительно спокойно, но стоило подойти на метр к даже самому современному, самому комфортабельному авто, как на меня накатывала волна дурноты и ноги сами поворачивались в обратном направлении. Вот и сейчас, набрав полную грудь воздуха, я запихнула себя на переднее сиденье лишь усилием воли. Вслепую нащупала ремень.
Машина тронулась плавно, мягко. Мои мысли метнулись к вчерашнему обеду. Как хорошо, что мама не успела настоять на сегодняшнем завтраке!
Лёгкие начали болеть, и я всё-таки заставила себя сделать глоток воздуха. Неужели никто не замечает этот… запах? Бензин, металл, пластик, кожа мёртвых животных, бензин, газ, яд… Ло-о-орды, как мне плохо!..
— Дыши, — бросил мне брат.
— Пристегнись, — сквозь стиснутые зубы огрызнулась я. И, упёршись стекленеющим взглядом в окно, начала мысленно отсчитывать минуты.
Димка вёл осторожно даже в час, когда на улицах никого, кроме нас, считай, и не было. Вот она, сила привычки. Дмитрий — сорвиголова за рулём, о чём свидетельствовали бесконечные споры с отцом. Но не припомню ни разу, чтобы он нарушил хоть одно правило, когда в машине была я. Даже когда узнал, что автомобильная катастрофа мне страшна не так, как смертным. Даже сейчас, когда имелись все причины торопиться.
Я не пыталась анализировать. Мыслительный процесс вообще плохо сочетается с бунтующим вестибулярным аппаратом.
— Надо было надеть аламандиновую подвеску, — пробормотала я себе под нос.
— Какую подвеску?
Я попыталась вспомнить, встречается ли этот камень в мире смертных или является исключительно собственностью фейри. Последнее время я всё чаще ловила себя на мысли, что, поначалу такие ясные, границы между моими жизнями стираются, а память всё чаще выкидывает странные фокусы, отказываясь каждому факту и поступку выделять чёткий ярлык. Травы, деревья, животные, люди — я уже не всегда могла разделить увиденное на «это-относится-к-совершенно-нормальной-и-не-волшебной-жизни», «это-пришло-из-мира-магии» и «это-вообще-бред-фантазия-чушь-и-не-существует».