…Когда через полчаса Стэн голышом выскочил на кухню, вода в кастрюльке била ключом.
— Ну что? — высунулась следом всклокоченная Тамина голова.
— Идут.
— Обалдеть! — Она деловито зашлёпала к плите. Стэн оглянулся:
— С ума сошла? Ты простуженная! Брысь в постель!
— О да! Лечи, лечи же меня, мой повелитель!
2
Тама лежала под колючим одеялом, вдыхая острый запах верблюжьей шерсти. Простыня сбилась куда-то под диван, но искать её не хотелось. За окном по-утреннему деловито собачились коты, выясняя, кто из них орёл, а кто — мокрая курица.
Вот уже бог знает сколько дней Тама определяла время по кошачьему ору. «Ролекс» всё-таки сварился, и счастливые не наблюдали ни часов, ни календаря.
Тама потянулась. Стэн отправился на лекции, заучка. Обещал вернуться к обеду, принести чего-нибудь вкусненького. Сама-то она решила лежать, пока не захочется в туалет, а потом уж встать окончательно.
Утреннее солнце заглянуло в комнату. За окном захлопали птичьи крылья, и Тама вдруг вспомнила.
Ей опять снилась стена из кирпича. Самая обычная стена, вот только кладка слишком свежая. Раньше сон этот приходил чуть ли не каждую ночь — с тех пор, как пропал Стэн, — потом исчез и вот сегодня вернулся вновь. Что в этой стене такого жуткого, Тама не знала. Но всякий раз, увидев её во сне, она просыпалась с тяжёлым сердцем.
Солнечный луч передвинулся, зажигая искру на фаянсовом боку Димуровой пиалы. Крылья летучих мышей предупреждающе поднялись.
«Гил… — ворвалось в голову Тамы, — опасность… порох господа…»
— Иди на все четыре полдня! — Тама вскочила и принялась сердито одеваться. Повалялась, называется! Ещё придурок этот в голову лезет.
«Это важно, гил! Порох господа…»
— Отвянь!
В этот миг в дверь позвонили.
— Кто там? — Девушка бросилась в прихожую. — Стэнчик, ты?
Дверь отозвалась нетерпеливым лязгом. Тама насторожилась. Стэн тоже дёргал ручку, но не так требовательно.
— Кто там? — повторила она.
— Телеграмма, — отозвался казённый голос. — Откройте. Сердце пропустило два удара и заколотилось с бешеной скоростью. За дверью стоял Анатолий Павленко, телохранитель Валентина. Рассказывали, что как-то он бежал с лесоповала и две недели пёр сквозь тайгу, питаясь мясом убитой им сторожевой овчарки. Байка эта была сродни историям булгаковского Бегемота, но почему-то Толика все звали профессором Павловым.
Не отрывая взгляда от дёргающейся ручки, Тама потянулась за рюкзачком. Возня за дверью усилилась. Вместо того чтобы выломать фанеру, Павлов зачем-то принялся ковыряться в замке. «Домушником себя мнит», — решила Тама. У уголовников тоже есть свои комплексы.
«Дерринджер» куда-то запропастился. Тама подняла рюкзак и вытряхнула его на пол. Оружие загремело по линолеуму, кувыркаясь, и в этот миг дверь сорвало с петель.
Ослепительный свет залил комнату. Тяжёлая рука сграбастала девушку за ворот («мамочки! мамочки! мамочки!») и швырнула на диван.
— Что, овца? Беды не нюхала?!
От удара у Тамы из глаз посыпались искры.
— Полегче, Толик. Она мне целой нужна.
«И Валентин здесь, — обмерла Тама. — Ну, сейчас начнётся…»
— Да ты че, Миядзаки? Ты гля на лярву! Она ж с козлом этим и в рот, и в грот, и в красную армию!
— Стал здесь. Умер. Понял?
Валентин подошёл к Таме. Поправил на её груди разорванную рубашку:
— Ну здравствуй, девочка моя. Что ж ты? Гуляешь с кем попало, от жениха бегаешь…
— Кто ещё жених?! Ты, что ли?
Разбитый глаз уже начал заплывать. Тама потрогала его пальцем и подтянула колени к груди. Будущее виделось ей всё более и более расплывчатым.
— Тома…
— Слышь, бугор, — перебил Павлов, — а может, её того… с нежностью?
— Пасть закрой с нежностью. И фильтруй базло. — Валентин повернулся к Таме: — Не жених, говоришь… Ты подарки брала? Брала. За красивые глаза, думаешь?
Тама хотела былб объяснить за что, но пороху не хватило. Пришлось отмолчаться.
— Вот, сама видишь. Но я гордый, навязываться не буду. Часы верни, и в расчёте. Ну? Что молчим?
— Нет у меня… часов…
— Правильно. Вот они.
В его руке мелькнул «Ролекс». Тама сжалась. Глядя на её лицо, Валентин смягчился:
— Жив, жив твой гадёныш, не бойся. Я просто так не убиваю… Но тебе многое придётся рассказать. — Взгляд его упал на пиалу: — Вот об этом, например.
Павлов с осторожностью коснулся пиалы пальцем. Отдёрнул. Покосился на Валентина: