Ирина обмякла, вся подалась навстречу и обвила его шею руками.
— Ах вот они тут чем занимаются!
«Парочка вздрогнула, Вадим резко обернулся, но тут же снова притянул Ирину к себе, закрывая плечом.
— А уж это наше дело! Вот соберешься сам жениться, тогда и на тебя посмотрим! — Он неохотно выдернул из теплого кармана ладонь и протянул руку, забирая у подошедшего Николая открытую бутылку «Балтики». Наталья отпустила брата и, бесцеремонно отпихнув Вадима — «отвали, защитник», — протянула вторую бутылку Ире.
— И чего вас в такую погоду на мол потянуло, а? — Она сердито взглянула на парней, поправляя ворот куртки. — Сидели бы себе дома, в тепле, видик смотрели бы…
По расширяющейся глади канала лениво тащилась, оставляя за собой мутный пенный след, старая черная баржа. От воды веяло холодом и унынием.
— С тобой посмотришь! — Николай сделал глоток и поспешно спрятался за спины Вадима и Иры. — Весь вечер вместе с вами комментатор Наташка!
Все засмеялись, а Наталья угрожающе надвинулась на брата.
— Я, к вашему сведению и радости, сегодня вам докучать не буду…
Ребята переглянулись, недоверчиво ожидая продолжения, а Наталья намеренно неспешно приложилась к своей бутылке, всем видом давая понять, что обладает Самым Главным Секретом На Свете.
Жалобно закричала озябшая чайка.
— Да ну?.. — осторожно произнес Вадим.
— И вообще, — Наталья заговорщически посмотрела на подругу, — я вас скоро оставлю…
— Свидание? — Николай вложил в это слово весь сарказм, на который был способен.
— А что, нельзя? Им вот можно…
Вадик рассмеялся, прижимая к себе Ирину. Ветер ударил в лицо, заставляя глаза слезиться.
— Нам родители разрешили, а тебе-то?
— А мне брат не родитель! И вообще, я сама решить могу, опекуны нашлись! Пейте тут свое пиво и, прости, Ир, яйца морозьте, а я пошла. — Резко развернувшись и даже не взглянув на брата, Наталья двинулась к разводному железнодорожному мосту через канал.
— Ну, вертихвостка! — Николай улыбнулся вслед сестре.
Тяжелые холодные волны лениво накатывались на бетонный берег. Словно их зеркальное отражение, по небу ползли такие же волны серых неопрятных облаков. Весной на самом деле едва пахло.
— Прямо ноябрь какой-то. — Ира поежилась, перекладывая бутылку и пряча замерзшую руку в карман. — Может, правда домой пойдем?
Любовь. Я, скажу честно, сколько прожил, а в вопросе этом разбираться так и не научился. Да и вообще хотел бы посмотреть на того молодца, кто подобное смог. Слышал однажды от одного человека, что любовь — это не когда вы смотрите друг на друга, хоть и неотрывно, а когда смотрите в одну сторону. Хорошие слова. Правильные.
Я сам тоже так думаю, а вот про Вадьку да Ирину сказать не возьмусь. Не мне судить, как у них было. А для молодых — это как болезнь: сам не знаешь что такое, но ощущаешь, чувствуешь нутром — попал в западню. Так вот.
Как к празднику покатилось, Ира все дела бросила, с любимым не виделась — все сидели они с Любкой да платье свадебное шили. Вадик чего только не придумывал, чтобы подглядеть, да отстояли девчонки секрет до самого последнего дня.
Что? Ах да, конечно, простите великодушно. Люба — это подруга лучшая Иришкина была еще с самой школы. Бывает, окончатся последние занятия, и нет дружбы, как не было, а у них все правильно было, по-настоящему. Крепко дружили, секреты доверяли. Жизнь друг другу устраивали.
Говорят, что именно Любаша Иру с Вадиком познакомила, в школе еще, на вечере каком-то. С того, видать, и началось. А Люба за подругу рада была больше, чем за себя.
— Любишь его?
— Ой, Любаха, слов нет!
— Ну, подруга, сейчас завидовать начну! Вот прямо сейчас.
Девушки рассмеялись.
Ира вдруг отложила ножницы, придвинула поближе табурет и замерла, положив подбородок на переплетенные руки. Люба улыбнулась, продевая в иглу очередную нитку и искоса поглядывая на подругу.
— Знаешь, Люб, это на самом деле любовь. — Та опустила руки, садясь напротив подруги. — Не так, как в школе там или в книгах, но настоящая. Сколько дневников, песенников исписано, стихов разных — как хотелось-то. И тут на тебе! Прямо захлестнуло!
— А не придумала? — Люба лукаво улыбнулась, но пальцы сами по себе ухватились за ворот платья.
— Не-е! — решительно возразила Ирина, даже привставая со стула. — Сколько раз себя спрашиваю — что это? Любовь? И сама себе отвечаю: да! Это ж не описать — пришло, и все. А что внутри творится, вовсе не выразить, когда его вижу, слышу, чувствую.
— А почему не по-школьному? Вдруг обманулась?
— Да ну тебя! — Ира толкнула по столу ножницы, сминая ткань складками. Отскочив, по гладкой столешнице застучала пуговичка. — Это сильнее гораздо, полнее. Сердцем чую, а оно не обманет. Мой выбор, моя любовь! Сколько вопросов: а есть ли она вообще, любовь-то? А не перегорит ли? А я так считаю, у каждого она вот такая наступить может — когда любишь и навсегда! Вот у меня и наступило, теперь только другим желать можно. Тут даже вопросов никаких — сердце мое мне не соврет…