Невдалеке от свинарника стоял переживший не одну зиму полусгнивший стог сена, но, несмотря на его гнилость, изнутри него валил густой чёрный дым.
- Что это у тебя там стог горит? - спросил мэр у председателя хозяйства, строго нахмурив брови, как человек не любящий бесхозяйственности.
- Горит!? – удивленно переспросил главный фермер, как будто только что это заметил, - не может быть!
- Может, – грозно произнес Константин Иванович, - а вы тушить пытались?
- Сейчас всё сделаем, не волнуйтесь, - и председатель метнулся зайцем к рации, находившейся в его автомобиле, и довольно долго ругался с кем-то невидимым, размахивая руками и топая ногами, во всю пытаясь показать мэру как ему не всё равно, что происходит в хозяйстве.
Через некоторое время хэр Кляйн вернулся к машинам с огромными комьями налипшей земли на ногах, провожая изумленным взглядом чуть не сбившую его рябую лошадь, неожиданно промчавшуюся мимо него со скоростью один метр в час и припадавшую на все четыре ноги. Она тащила за собой старинную телегу, которой никто не управлял, как будто она была на дистанционном управлении, и ещё неизвестно кто кого принуждал к движению лошадь - телегу или телега – лошадь. Судя по комплекции и объективным законам физиологии, лошадка никак не могла что-либо тащить.
Кляйна пришлось срочно переобуть в сапоги и отдать его туфли на помывку той же Никитичне. Окинув мутным взглядом окружавший его пейзаж, к немцу, казалось, стал возвращаться интерес к жизни. С только ему понятным любопытством он пристально вглядывался в сельскую даль. Потом он медленно перевёл взгляд на деревянное сооружение возле которого они стояли. Свиноферма с сильно прохудившейся крышей была одним из самых респектабельных сооружений в деревне. Возле входа была привязана огромная черная собака с голодным взглядом явно предвещавшим порванные штаны. Сама форма свинофермы привела немца в искренний восторг – форма квадрата плавно переходящего в ромб, который легко менял форму при сильном ветре, раскачиваясь из стороны в сторону и производя скрипучие созвучья. Председатель фермерского хозяйства пригласил гостей пройти на ферму. Войдя во внутрь, в сопровождении председателя, Пети, Вовика и нескольких работниц хозяйства, Константин Иванович и хэр Кляйн были приятно удивлены откормленности свиноматок и суматошным оживлением, царившем среди породистых хряков (несмотря на тяжелые условия труда, свинарки, трудолюбивые пожилые сельские женщины, делали всё, чтобы не обидеть скотину). «Н-да, - как-то задумчиво произнёс глава городской администрации, а затем сказал непонятную фразу. - Свиней столько же, сколько у нас в городском совете.» - И тут же поперхнулся, не ожидая от себя такого вольнодумия. Как будто в подтверждении этой крамольной мысли, один из покрытых длинной белой щетиной хряков подошел к нему и уставился на него немигающим взглядом первого заместителя Константина Ивановича. Мэра даже передернуло от такой неслыханной наглости.
В отдельном углу на боку лежала огромная трёхметровая свиноматка с большими как лопухи ушами. К её соскам, в пять рядов, тянувшимся по её брюху, прилипло несметное количество розовых поросят.
- Это - наша гордость, - представил глава хозяйства своё достижение, - мы вывели отечественную породу высокопородистых свиней!
- И долго над этим работали? – скептически поинтересовался мэр.
- Нет, не очень. Скрестили голландскую и английскую породы.
Кляйн поднял глаза вверх, немного задрав голову, и увидел огромную дыру в крыше свинарника. Как раз в это мгновение деревянные балки под напором ветра или от своей собственной тяжести затрещали. У хэра Клауса от этого звука и непривычных движений закружилась голова, и на мгновение ему показалось, что крыша вот-вот рухнет на него, а земля медленно начала уходить у него из-под ног. Он пошатнулся, но быстро опустил голову и сумел сохранить равновесие тела. Принимая во внимание его болезненное состояние, это был еще один подвиг, совершенный немцем во время его пребывания в нашем городе.