- Два сапога пара, – выплюнул Дорошенко, презрительно скривившись, когда Карпов оставил эту попытку генерала завести «доверительную беседу» без ответа.
====== 35. Итоги ======
Тёмный подъезд, ещё одного, одну
Боль на полу, капля за каплей в нас
В этой ночи она рваная, как страна
Сгребает золу остывающих глаз
ДДТ – Песня о свободе
Карпов долго курил в парке, когда после часа безуспешных попыток «разговорить» его, наконец, отпустили. Формальных причин его задержать не было, и попытку майора Дорошенко сделать это неформально, генерал пресёк. «Не уподобляйся», – сказал. «Пусть волки с ним разбираются. Получит он своё».
Он криво усмехнулся на такое демонстративное пренебрежение и неприязнь. Ничего нового, товарищи. Ничего кроме этого он давно и не ждал от людей. И от нелюдей тоже.
Позвонил Захарову он сразу же, как только вышел на улицу. Прекрасно понимая, что прослушивают обоих. Но не мог не предупредить.
Для такого, как Даня, тюрьма – это не просто наказание. Это пытка, которая будет убивать его мучительно, день за днём, и до конца срока, какой бы он ни был, он просто не доживёт. То, что от него осталось человеческого, не доживёт. Что-то же осталось.
Может, и правда повезёт, и он успеет слинять куда-нибудь в Москву, «где таким отморозкам самое место» – прозвучал в голове голос Екатерины, пышущий злостью и ненавистью.
Спешный выезд из здания ФСБ двух тонированных микроавтобусов показал, что прослушивали их в реальном времени. Карпов криво усмехнулся, докурив сигарету, и поехал к дому Захарова. Всё равно больше ему особо некуда было ехать.
Карета «Скорой» у подъезда его удивила. Хотя не должна была удивить – вряд ли Захаров сдался бы без боя, даже тренированным бойцам ФСБ. Но мелькнувшее на носилках грузное тело в парадной форме ВДВ и с огнестрельным ранением в висок заставило его сбиться с шага и поражённо замереть на месте.
Нет, трупов он повидал всяких за свою работу. Но не таких, с которыми он буквально сегодня водку пил. И не таких, с которыми по телефону разговаривал каких-то пятнадцать минут назад. И он не ожидал, что это так его кольнёт. Хотя это был один из самых логичных вариантов.
Закончить жизнь одним честным выстрелом показалось ему предпочтительнее медленного загнивания в закрытой клетке. Он тоже понимал, что тюрьму он бы не пережил.
*
Люба растерянно смотрела на аналитический рапорт по результатам служебки, и не могла понять, как ей это всё воспринимать. Все её проблемы казались такими глупыми и надуманными, когда они были изложены в такой сухой, чёткой форме.
«В ходе служебной проверки выявлена преступная деятельность ряда сотрудников силовых отрядов специального назначения… Предприняты меры процессуального реагирования… Кадровые мероприятия… Внеплановая психолого-психиатрическая проверка всего силового блока… Фактов компрометирующего характера, нарушений служебных обязанностей старшего лейтенанта внутренней службы Кривцовой Л.С. не выявлено».
- Мы подняли архивы телефонных переговоров, Любовь Сергеевна, – генерал Филиппов спокойно отложил рапорт в стопочку документов, когда она его дочитала. – Мы поняли, что он от вас хотел, и мы знаем, что вы ничего ему не выдали. Но я так и не понял, почему вы мне об этом не рассказали. Я же спрашивал.
- Это были бы мои слова против его, – тихо ответила Люба, глядя в стол. – Я бы после этого разговора до дома не дошла. А Витя получил бы в тюрьме по полной программе… простите. – Она достала из сумочки платок и промокнула выступившие на глазах слёзы.
- Любовь Сергеевна, – генерал тяжело вздохнул и покачал головой. – Неужели я давал повод так думать о себе? Вам бы предоставили охрану. И я уже говорил – я чувствую, когда мне лгут. И когда – говорят правду. Теперь, когда мы всё это узнали… вы вернётесь на работу?
Люба в удивлении подняла на него взгляд.
- Но как же… Витя же судимый будет?
- Ну, похождения взрослых родственников, которые не имеют отношения к вашей работе, препятствием не являются. Отдел собственной безопасности уже представил заключение.
*
Дима Селезнёв чувствовал себя как придурок, пытаясь выловить эту разноцветную девчонку после уроков.
Сложностей добавляла неизменно молчавшая сестра, не обменявшаяся с ним ни словом, с того самого дня, когда он вывалил на неё ту историю с похищением Коли и Антона, и повысившиеся меры безопасности в клане: затянувшиеся «отношения» с людьми следовало прекратить, во избежание дальнейших проблем. И он искренне не понимал, что в этом было такого: сама же говорила, если это всё будет затягиваться или перерастать во что-то большее – сама и прекратит. К чему была эта молчаливая истерика?
От Яны он, честно, так демонстративно отворачиваться не хотел. Просто реально было не до неё. А когда и она молча пересела от него на заднюю парту и не доставала больше ни с разговорами, ни с совместными прогулками на переменах, стало, почему-то непривычно тоскливо.
И теперь, пытаясь отследить, куда делась эта разноцветная чудачка, он в очередной раз раздражённо выдохнул и потянулся к телефону. Никогда первым не писал, не звонил, не навязывался, но, вроде как, похрен уже. Все вокруг слишком заняты своей гордостью, не время выпячивать свою, если он хотел чего-то добиться.
«Я был не прав. Прости»
«Мне нужна помощь»
Ответ последовал через несколько секунд: Яна явно не стала ни демонстративно игнорировать его, ни делать вид, что не прочитала сообщения.
«Со второго надо было начинать. Так бы и не написал, да?»
«Что случилось?»
Дима прикрыл глаза, выдохнув, и скинул ей геолокацию. Захочет – придет. Не захочет – значит, так ему и надо.
- Ну?
Дима вздрогнул, не заметив приближения Яны. Слишком погрузился в свои мысли. Она стояла, сложив руки на груди, и настороженно смотрела на него, поджав губы.
- Прости.
- Я уже поняла, – раздражённо оборвала она «очную» попытку извиниться. – Тебе просто надоело одному сидеть или что-то правда случилось?
Он отвёл глаза и под скептическим взглядом Яны пересказал краткую историю грандиозной ссоры с сестрой. «Ссорой», правда, это сложно было назвать. При ссоре обычно обе стороны что-то говорят. А она не говорила ему ни слова уже почти месяц.
- И зачем ты хочешь найти эту Марину? – фыркнула Яна, окинув его скептическим взглядом. – Не проще перед Леной извиниться и отменить этот глупый запрет?
- Я пытался, – он сверкнул глазами и досадливо отвернулся в сторону. – Она не разговаривает со мной. Никак. Извинялся, признавал, что это была перестраховка. Прямо отменял свой запрет. Говорил, что всё понял и она может встречаться с кем угодно, если это не нарушит правил клана. Она даже не смотрит на меня без прямого приказа.
Яна задумчиво вздохнула, доставая телефон.
- Ну хорошо, а Марине этой ты что собрался говорить? – нахмурилась она, набирая что-то в телефоне.
- Всё.
*
Найти профиль социально и правозащитно активной волонтёрки большого труда не составило. Одна из местных ЛГБТ-ассоциаций, где она открыто числилась в основном составе участников, заманчиво приглашала на еженедельную встречу в один из коммьюнити-центров, где двоих подростков встретили тепло и радушно: «К Марине? Конечно, сейчас передадим, что вы подошли!».
Сама Марина добродушного энтузиазма своих коллег с «рецепшена» не разделила.
Дежурная приветливая улыбка вылиняла на глазах, когда она поняла, кто к ней пришёл. Но устраивать скандал на виду у коллег и посетителей с тонкой душевной организацией она не стала, и молча прошла за ними к выходу.
- Что вам надо?
- Это я виноват, – Дима мрачно сверкнул на неё глазами и смущённо отвёл взгляд в сторону, – Я был не прав.
- Скажи это Лене.