– А почему ты решил, что для меня ценна красота твоей души, даже приобретенная через муки? – спросил Делюз-Пан. – У нас разные ценности: у мира людей и мира богов. Ты послужил мне и получишь награду – эквивалентную проделанной работе. В конечном итоге мы шли к одному и тому же – к написанию моего портрета, но разными путями и с разными побуждениями.
– И все? Но то, что ты называешь побуждениями, это же было мне навязано. Навязано хитростью и …
– Утомил, – ответил Пан. – Перестань сотрясать воздух. Да, и все. Все! Остальное, что сопровождало тебя на этом пути – несущественно. Портрет написан – задание выполнено. Поклонения я не требую.
"Поклонения"… Мне хотелось его растерзать, размазать по полу, вывалять в красках и осыпать перьями из подушки. Полгода я, как послушник, добивался аудиенции у бога, ломая себя. Я желал понравиться этому богу, склонить его на свою сторону, чтобы он снизошел и вернул меня в мою жизнь. А оказывается, что мои жертвы никому не были нужны… Меня мучили и унижали не для того, чтобы воспитать кротким и смиренным, а лишь с целью удовлетворить "божественную" прихоть.
– Не для того, – подтвердил он, показав тем самым, что запросто читает мысли. – Мы выяснили уже – для чего. Если ты, между делом, еще и тешил свое тщеславие, то не нужно требовать за это благодарности. Это ты делал только для своего удовольствия. Если ты сумел изменить себя, значит, это было тебе нужно. Сумел и сумел… Чего уж. Давай остановимся на том, что ты просто адаптировался к иным условиям жизни… Так, как тебе было удобнее. Ты зацепился за слово "смирение", значит, именно это чувство казалось тебе самым простым способом достижения цели. И… и все. Давай разойдемся уже.
И, увидев, что я направился к двери, добавил:
– Собаку не забудь, ты ей обещал.
Добро и зло – что они в мире богов, не знающих ни того, ни другого? Это мир игроков, убивающих вечность. Но мы, в своей ограниченности, всегда пытаемся одеть богов в свои добродетели и грехи. И сами остаемся обманутыми.
За спиной довольно хихикал Пан, потирая руки. Он предвкушал, как станет рассказывать остальным, когда вся семья соберется за длинным столом, о своей удачной шутке над смертным. Он не вспомнит о том, что украл у меня полгода жизни. Миг для бессмертного. А я уходил обратно в свой мир, унося дар бога, о котором еще не знал.
Шурик крутился вокруг Пана, жадно нюхая воздух. Он не понимал, откуда вдруг так потянуло козлом. Я окликнул его, и, услышав знакомую интонацию, он радостно кинулся за незнакомцем, который знал его имя.
"Как бы ни были похожи два мира, они никогда не сольются" И понимание невозможно. Только некие моральные правила являются всеобщими мостиками для понимания. Редкими вешками на болоте, за которые можно зацепиться взглядом. Но есть миры, с которыми человечество не навело таких мостов. И двум их представителям никогда не понять друг друга.
Алла Лазарева: Собиратель
Лиля не помнила, как оказалась на крыше родной пятиэтажки. Тело и разум онемели, не то от осознания беды, не то от ледяного пронизывающего ветра, свободно разгуливающего над городскими крышами. Резко и визгливо заскрипела дверца на чердак, словно кто-то недобрый шагнул следом за молодой женщиной.
Последний месяц для Лили стал одним непрекращающимся кошмаром. Началось с мелких неприятностей на работе. Мелкие неприятности превратились в одну огромную проблему, разрастающуюся, словно лавина, и подмявшую под себя остальные аспекты жизни. Недостача в полтора миллиона любому жизнь испортит. Из спокойной, веселой, симпатичной молодой женщины, Лиля превратилась в задерганную, всклокоченную неврастеничку. К тому же, появились дикие головные боли, от которых она несколько раз теряла сознание. Вместо того, чтобы решать проблемы, Лиле приходилось терять время в очередях у кабинетов врачей, сдавать анализы, делать томограммы. Этот визит стал последней каплей. Молодой самоуверенный врач, не особо оберегая Лилю, выложил все начистоту:
– Неоперабельная злокачественная опухоль мозга, прогноз – полгода в лучшем случае.
Из Лили словно одновременно вынули все кости. Благо сидела, а то рухнула бы рядом со столом. Доктор говорил что-то еще, бумажки, рецепты, направления. Лиля их тупо брала, не в состоянии осознать действительность, встряхнуться, выслушать врача до конца. Так и вышла из кабинета с бумажками в руках, пошла по коридору, наталкиваясь на людей, бестолково останавливаясь, пугая народ опустошенным взглядом.