3636
Кенареечка премлада,
Ты утешь горе мое,
Мое горе всем известно –
Мил уехал от меня.
Мил уехал, со мной не простился,
Знать, забыл он про меня.
Растворю я дверь у клетки,
Пташку на волю пущу.
На лету я вольной пташке
Два словечка накажу,
Два словечка, оба тайны:
«Слетай к милому к мому,
Сядь на яблоньку кудряву
И на ветку зелену.
Ты пропой ему про участь,
Ты про горькую мою».
Уж ты участь, моя участь,
Участь горькая моя,
До чего ты, моя участь,
До чего ты довела!
Довела ты меня, участь,
До позора, до стыда.
3737
Ах ты бедный, ты бедный солдатик,
Ты на службу попал с юных лет,
Нелегка, брат, солдатская служба,
Много вынес ты горя и бед.
Тебя рано на службу призвали,
Ты любимчик был сын у отца,
Служить ты пошел со слезами,
Проклиная всю жизнь до конца.
Когда на службу тебя провожали,
Горько плакала старая мать.
С молодою женою прощался,
Не мог слова, бедняга, сказать.
Погнали тебя в край суровый,
Далеко от родимых полей,
Ты служишь в бригаде стрелковой,
На границе турецких земель.
Там гоняют тебя, как собаку,
От зари и до поздних часов.
Всю ты службу прослужишь, бедняга,
Не услышишь ты ласковых слов.
Будет бить тебя взводный по морде,
Фельдфебель наряды давать,
Через них попадешь ты в штрафную,
Тюремную жизнь испытать.
Тюремный порог переступишь,
Будет голод тебя там томить.
А потом все пойдет чередою,
Ты будешь, как прочие, жить.
Будешь есть ты горячую пищу,
Не будешь босой ты ходить.
Но в награду за это начальство
Жадно кровь из тебя будет пить.
И в тюрьме ты чахотку получишь,
Будешь в койке ольничной лежать,
В слезах втихомолку ночами
Будешь родную мать вспоминать.
Ты не плачь понапрасну ночами,
Горючие слезы не лей,
А возьми ты, солдатик, винтовку,
И все начальство свое перебей!
3838
Братцы, песню дружно грянем,
Удалую в добрый час!
В мужиков стрелять не станем,
Не враги они для нас!
Только злые командиры
Заставляют нас их бить...
Чтоб солдатские мундиры
Этой кровью не срамить,
Брат пойдет ли против брата?
А крестьяне — братья нам,
И для честного солдата
Убивать их грех и срам.
Сердце нам сжимает болью
И не раз уж стон и плач...
Этой казни нам довольно,
Русский воин не палач.
Так затянем же, дружочек,
Эту песню в добрый час!
В мужиков стрелять не станем,
Не враги они для нас!
3939
Под частым разрывом гремучих гранат
Отряд коммунаров сражался.
Под натиском белых наемных солдат
В расправу жестоку попался.
Пред нами вышел палач–генерал.
Он суд объявил беспощадный,
И всех коммунаров он сам приглашал
К смертельной мучительной казни.
Мы сами копали могилу свою,
Готова глубокая яма;
Пред нею стоим мы на самом краю:
Стреляйте ж вернее и прямо!
4040
Как на синий Терек, как на синий Терек
Ехали казаки, сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Эх, любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом
Не приходится тужить!
Как первая пуля, как первая пуля,
Как первая пуля ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля, братцы, ранила меня.
Эх, любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом
Не приходится тужить!
Жена погорюет — выйдет за другого,
Выйдет за другого и забудет про меня...
Жалко только волюшку во широком полюшке,
Жалко мать–старушку да буланого коня.
Эх, любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом
Не приходится тужить!
4141
На горизонте заря догорала,
Ярким был виден закат...
А на руках у сестры умирает
Краснобалтийский моряк.
Только недавно осколком снаряда
Рану ему нанесли
И в лазарет его в серой шинели
С палубы тихо внесли.
Доктор вошел, покачал головою,
Тихо сказал: «Не жилец.
Раны тяжелы, не вынесет боли,
Скоро настанет конец».
В белом халате, обрызганном кровью,
Тихо сестра подошла –
Мигом родимого брата узнала,
Плач ее нежный встревожил больного:
«Брось, перестань ты рыдать,
Много погибло из нашей команды,
Каждый готов умирать»
На горизонте заря догорела,
Бледный был виден закат...
А на руках у сестры уже умер
Краснобалтийский моряк.