Вышло так, что и ему трудно было оставаться в районе, и он обрадовался, когда предложили поехать на учёбу в столицу, и ещё больше обрадовался, когда оставили работать там… А теперь вот пришёл к Ивану Васильевичу… Поздно! Отдал человека… Даже могилу его нашёл не сразу, спросил у одной старухи, она вздёрнула руку:
— Во-она где!
Вспышки на море давно успокоились и улеглись в одну остро блестящую полосу, улетавшую к горизонту. Полоса становилась короче, зацветала малиново. Солнце заходило за горы, и горы тяжелели, теряли призрачность. Где-то в селе с громовой ноты вырвалась из рупора на столбе музыка. Она разбудила птиц, передремавших жаркий день, и птицы наперебой засвистали, затенькали…
Долго же он простоял… Шофёр, поди, клянёт его. Пора спускаться… Может, жива «старуха»? Разыскать бы? Как она его примет? Зайти в правление? Зачем? Там другие люди, и не помнят Ивана Васильевича так, как он. Что ему скажут? Кто он им? Никто. Пенсионер столичный… Не знают его. Приехал, и хорошо…
Так думал Мирошников, спускаясь, и пока спустился, успокоился немного. Другие забыли, а он вот приехал. Часто ли тут бывают люди? А он вот побывал…
«Волга» стояла под раскидистым орехом, где днём была тень, а сейчас и прохлада, возле самой арки, на которую Мирошников, когда приехал, не обратил внимания. Дойдя до машины, он поднял глаза и увидел: «Колхоз имени Сосина». Крупно было написано, во всю арку. Вон как!
— Едем? — нетерпеливо спросил шофёр, открыв дверцу. Мирошников сел и нашарил в кармане валидол, но зубы не сразу смог разжать, чтобы втиснуть таблетку.
Сам себе Паганини
Дядя Петя поучал негромко:
— Идеал — это что же… это не находка, Танечка. Готовенькое? Ишь чего захотела! Смешно… Идеал! Его, знаешь, создавать надо, как…
Он договорил руками, а Таня взорвалась:
— О господи!
И зажала уши, ещё ниже наклоняясь над книгой и думая: дядя Петя — бывший учитель, у него всё давным-давно сформулировано, а жизнь идёт своими путаными дорогами, в ней, в жизни, ничего не известно. До ужаса надоели формулировки. Да ещё ни с того ни с сего. Дядя Петя был мастер начинать разговор с середины.
— Да ведь и ждать, Танечка, пока он упадёт с неба… скучно!
— Умереть можно, дядя Петя. Не мешайте читать!
— Наверно, книга интересная, раз ты так увлечена… А что, если я чуть-чуть?…
Он помахал сухой, в синих венах, рукой. Таня не ответила — у неё были зажаты уши, и ничего не стоило сделать вид, что она не слышит. А дядя Петя привстал на носки своих забрызганных башмаков и потянулся за скрипкой, которая лежала на шкафу в чёрном футлярчике. Раздался острожный кашель, и невидимой нитью дрожащего звука потекла над головой элегия Массне.
Удивительная у скрипки способность проникать сквозь стены, сквозь время, а тем более — сквозь ладони, прижатые к ушам. Даже у такой тихой скрипки, из которой извлекала звуки немощная рука дяди Пети.
Таня уже не читала, а думала. Стыдно признаться о чём. О себе, о жизни, можно сказать. О любви, если употреблять слова высокие, как голос скрипки, а если опуститься до прозы жизни, думала она о браке — событии, ожидание которого так затянулось, словно его и но будет никогда. А может, и правда не будет?
В наши времена девушек не вывозят, как бывало, в свет, на смотрины, на балы, не засылают сватов, ничего этого нет и в помине. И смешно думать, если б было. Но почему нет у них в городе хотя бы обыкновенного танцевального зала, самого простенького, а если мелькнёт где клубное объявление о танцах, то, как правило, туда спешат вдвоём — он и она, битком набиваются по субботам сговорившиеся пары. Пойти на такой вечер Тане всегда было совестно, даже с подругой…
Вот смех, само знакомство стало проблемой. И знакомятся молодые где придётся: в кино, в автобусе, а то и на улице. Этого Таня не терпела. А что делать? От этой своей девчачьей судьбы, от этого жалкого, как недоразумение, факта — кто-то должен найти и выбрать её — она становилась несправедливо злой.
Так или иначе, но брак невозможен без знакомства, а знакомство — чистый случай, и будущее счастье, согласитесь, поставлено в прямую зависимость от случая. Это даже считается романтичным. Но случай есть случай. А время-то идёт. Вот какая проза с этой романтикой.
Учащейся молодёжи, правда, помогала комиссия по распределению. Две Таниных подруги после института уехали в далёкие города и там, по месту работы, нашли своих единственных. Ничего плохого. На работе люди узнают друг друга, как нигде. Но, направь их комиссии и другие города, наверно, нашлись бы совсем другие «единственные», и сложились бы у её подруг другие жизни.