— Да нет! — догадавшись о его подозрении, успокоил Глеб. — Мариша упражняется в фольклоре, изучает русские народные пословицы, а я ей помогаю. А вообще- то, Мариша, не лезь в чужие дела.
— Как — чужие?
— Ну, в личные дела своего отца.
Потом они заспешили в знакомую компанию, поболтать да поплясать, а он выпил стакан крепчайшего, таёжного чая и забыл об этом случае.
А вот вышел в тот день из сберкассы, под апрельское солнце, и вспомнил. Улыбнулся странному поведению сердца, этого неуправляемого нашего правителя-невидимки, как шутил один его таёжный спутник, талантливый инженер, который каждый год разводился, а в новый поиск опять прилетал женатым.
Сердце, казалось, давно ослепло, уснуло, ан нет! И это при том, что без всяких обещаний самому себе он помнил все эти годы об Ане. Знал, что больше не встретит такого лица — поглядишь на Маришку, подивишься, и зазнобит от воспоминаний, такой души, какая жила в щуплом Анином теле, такой любви, какая связывала их. Такое даётся раз…
Женитьба? Он показал прохожим свои замечательные коронки и сказал себе, что видел её в первый и, глядишь, в последний раз. Только почему последний? Они держали свои вклады в одной сберкассе и ещё не раз могли так же случайно встретиться. О господи! И чёрт побери! Она наверняка была замужем. Вероятно, у неё были дети. Ухоженные, счастливые ребята! И… Что — «и»?
На вид ей было лет тридцать пять, может, и меньше. А ему шёл пятый десяток, и он вдруг почувствовал себя немолодым. Но и не старым. По утрам он растягивал эспандер и становился под холодный душ. И не знал никаких хворей.
— Мишка — крепкий мужик! — говорили о нём друзья. — И духом и телом.
А вот этим самым проклятым духом совсем и некрепкий.
Он стал тщательней бриться и зачастил в сберкассу.
… Она заполнила бланк и помахала им в воздухе. Уже кончался май, на ней была зелёная кофточка и тёмная юбка, удлинённая, как с этой весны стали носить модницы. Это он слышал от Маришки. Косынка лежала на плечах. Любуйтесь, пожалуйста, пепельными волосами, пышными на затылке. Один локон, продуманно выпущенный из причёски, свисал над ухом. В этом локоне, просвеченном солнцем, он заметил сединки. Значит, удивительный цвет её волос был живым.
Молодая контролёрша за стойкой сберкассы подняла глаза на очередь, утомлённо вздохнула:
— Граждане! Вы же знаете, через пять минут перерыв. Не стойте! Говоришь, говоришь…
Женщина в зелёной кофте подошла к окошку.
— Товарищи! А у меня к вам тоже просьба. Пропустите меня, пожалуйста. Я спешу.
— Вставать надо пораньше, голубушка, — сказал ей степенный дядя в зимнем цигейковом пирожке на голове.
— Да я и встаю рано. Только всё равно не успеваю!
— Прошу вас.
Это он сказал и отодвинулся. Очередь загалдела.
— Вместо меня, — договорил он, успокаивая люден, и вышел из очереди.
— Спасибо, — обрадовалась она. — В следующий раз я уступлю вам своё место. Мы ещё непременно встретимся.
Голос у неё был высокий. Должно быть, она хорошо смеялась. Он любил такой смех, от которого всегда радостно.
Он посидел на бульварной скамейке возле сберкассы, покурил. Куда она торопилась в субботу? Теперь по субботам почти не работают, кроме разве что учебных заведений. Похоже, она преподаватель. И непохоже.
После перерыва он тихонько спросил в сберкассе у контролёрши:
— Кто она — эта женщина?
— Какая?
— Да уж какая! — хохотнув, вступила в разговор толстуха-кассирша. — Известно, какая!
— Художница, — сказала контролёрша.
— М-мм… — протянул он.
— У неё мастерская на Масловке. Она всегда спешит туда.
— Одинокая, — посочувствовала кассирша. — И красивая, и молодая, а вот!.. Даже интересно: почему одинокая?
— Мало ли чего в жизни бывает, — ответила девушка-контролёр, перекинув его книжку кассирше. — Следующий!
— Всё бывает, конечно, — согласилась кассирша. — На то и жизнь. — Она отсчитала деньги и поманила его пальцем, чтобы он наклонился пониже. — Ладейщикова, Ольга Петровна.
Вот как состоялось его заочное знакомство.
— Оля, — сказал он, когда они сидели вдвоём в ресторане. — Можно, я буду называть вас просто Олей?
— Ради бога. А я тоже буду вам говорить просто — Миша. Правда, у меня это никогда не получается легко, пока не привыкну.
— Привыкайте.
Она улыбнулась в ответ непосредственно, как всё, что она делала, и подняла свой бокал.
— Светская жизнь, — сказал он.