— Помню, конечно. Но из этого не следует, что «антиклиент» видит крутизну именно в деньгах.
Джен задумалась на секунду, потом откинулась назад и вздохнула.
— И что же ты думаешь, Хантер?
У меня перед глазами снова всплыл образ женщины, говорящей: «Позвони мне». Рано или поздно это придется сделать, но только когда я буду знать больше.
— Я думаю, нам нужно выяснить, кто она такая.
— Женщина на роликовых коньках?
Джен полезла в задний карман и достала четыре фотографии: «ковбоя», лысого громилы, футуристки и отсутствующей чернокожей — все были в черных очках для защиты от вспышек камер «Пунь-шам».
— Во всем этом хаосе сделать снимки было очень просто.
— Хорошо, что ты сообразила.
Качество было не ахти, но что мне было нужно, я разглядел.
— Она та, кого нам нужно найти.
— Почему ее?
— Это моя работа, Джен, замечать, откуда берется крутизна. Я различаю, кто ведущий, а кто ведомый, где начинается тренд и как он распространяется. Уже при первой нашей встрече я понял, что ты сама придумала этот способ завязывать шнурки.
Джен посмотрела вниз на свои кроссовки и пожала плечами, признав, что это так.
Я снова посмотрел на снимок. Женщина была настоящей обитательницей фантастического мира клиента, места, где туфли могут летать, где движение — магнетизм и где она представляла собой чистейшее воплощение харизмы на роликовых коньках.
— Поверь мне, — сказал я. — Мы будем искать не одинокого охотника за крутизной со съехавшей крышей, а целое движение. А она — инноватор.
Глава двадцать третья
Мир тесен. Ученые это доказали.
В 1967 году один исследователь по имени Стэнли Милгрэм попросил несколько сот человек в Канзасе попробовать отправить посылки произвольно выбранным «мишеням» — незнакомцам в Бостоне. Канзасцы могли отправить посылку любому человеку, которого знали лично, кто мог потом передать ее любому, кого он знал лично, и так далее, пока не раскрылась цепочка друзей между Канзасом и Бостоном.
Посылки поступили к «мишеням» гораздо быстрее, чем кто-либо ожидал. Среднее количество передаточных звеньев между началом и концом цепи составило пять-шесть человек, и это вошло в историю как «шесть уровней разделения». (Или шесть степеней любимого актера моей мамы.) В нашем тесном, маленьком мире (фактически в нашей действительно маленькой стране) вы всего примерно в шести рукопожатиях от идеального возлюбленного, которого так и не встретили, или от наиболее презираемой вами знаменитости.
Так вот, если весь огромный мир настолько мал, то мир охотников за крутизной и вовсе микроскопичен. Если предположить, что наши с Джен соображения верны и «антиклиент» — это группа охотников за крутизной, сомнительно, чтобы между мной и отсутствующей чернокожей пролегало больше пары рукопожатий.
Хитрость заключалась в том, чтобы найти те самые руки, которые нужно пожать.
* * *Но сперва нам пришлось отправиться в химчистку: рубашка, брюки, галстук — все это, чтобы получить назад деньги, следовало вернуть в магазин в идеальном состоянии. Приемщик, получив эту одежду, принялся отцеплять всю чертову уйму пришпиленных ярлычков.
— Ты носил эти шмотки?
— Ну.
— Хм.
— С ярлычками?
— Да.
— Хм. Хм. Ярлычки нужно снимать.
— А.
— Хм. Хм. Хм, — пауза. — У тебя красные руки?
— Да.
— Вы можете починить этот пиджак? — вмешалась в наш содержательный разговор Джен, за чем последовала долгая, выразительная пауза и печальное покачивание головой.
Я воспользовался случаем, чтобы сгрести ярлычки красными руками и засунуть их в карман.
— Нет. Починить не можем.
Джен убрала пиджак обратно в свою сумку, аккуратно сложив из сугубо этических соображений: уважение к покойникам.
— Не переживай, Хантер. Я посмотрю, что можно сделать.
Приемщик посмотрел на Джен и снова покачал головой.
* * *Центральный парк, как и весь остальной Нью-Йорк, — часть общей решетчатой системы.
Парки в других городах бывают разнообразных форм — окружности, кляксы, треугольники, петляющие очертания, которые следуют за реками. Но Центральный парк представляет собой правильный прямоугольник, наложенный на неправильной формы остров Манхэттен. Ни дать ни взять — этикетка, наклеенная на завернутый в пленку кусок мяса.
Ближе к нижней части этой наклейки, где обычно мелким шрифтом наносятся всякие загогулины, по субботам пополудни собираются представители весьма непростого племени. Они катаются на роликовых коньках под музыку, описывая круги вокруг диджея, исполняющего без всякого намека на иронию древнее диско.
Формально они вообще не относятся к пирамиде крутизны, потому что являются даже не просто увальнями, а увальнями, угодившими в некий временной пузырь, вроде тех ребят, которые шляются в футболках с логотипом «Кисс». Но на самом деле они намного круче. Их корни восходят к тем временам, когда американцы только начинали жить в условиях Акта об ограниченной дееспособности и правительство, начав сооружать повсюду пандусы и скаты для инвалидных колясок, само того не желая, создало среду для развития современной культуры скейтбордов, роликовых коньков и скутеров.
Это было давно. Они такие древние, такие вчерашние, что абсолютно за краем.
Каждую субботу там появляется Хайро Ваката, «главный по колесам», практикующий свои двойные реверсы и охотящийся за крутизной в вихревом потоке.
Обычно я держался на почтительном расстоянии от этого ритуала, не желая браконьерствовать на территории коллеги, так что прошел не один месяц с тех пор, как я последний раз являлся сюда, да и то просто посмотреть. (У меня другой стиль, и даже нацепи я на ноги колеса, это не прибавило бы мне крутизны, а только убавило.) Но имелись все основания полагать, что первым рукопожатием на пути к «антиклиенту» должно стать рукопожатие с Хайро. Чуть ли не тридцати лет от роду, он был довольно стар для охотника за крутизной, но зато по своей части знал всех и каждого, а кататься на роликах выучился сразу же, как только начал ходить.
Его легко было заметить среди примерно пятидесяти скейтеров на орбите вокруг диджея: одетый в белую фуфайку без рукавов, но с капюшоном, он стремительно нарезал круги в непосредственной близости от неровного кольца зевак. Надо сказать, что, достигнув совершенства в обращении с роликами, он превосходно катался на мотоцикле, электрическом мини-скутере и сноуборде.
Когда Хайро скользил мимо, я помахал ему рукой, и в свой следующий проезд он съехал с площадки, пересек внешнее кольцо асфальта и остановился перед нами.
— Привет, Хантер, новые волосы?
— Типа того. В последнее время я в маскировке.
— Круто. Руки тоже.
Он развернулся кругом в другую сторону, чтобы оказаться с Джен лицом к лицу, а не поворачивать голову на несколько градусов: живя на колесах, он подсел на постоянное вращение.
— Джен, верно? Мне понравилось то, что ты выдала на той встрече. Точно в струю!
Я увидел, как она еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. Наша реакция трендсеттеров на нее была раздражающе предсказуемой.
— Спасибо.
— Мэнди была мрачнее тучи. Ха! Ты катаешься на роликах?
— Недостаточно хорошо, чтобы присоединиться к вам, парни, — сказала Джен.
Парочка, проезжавшая перед нами — она лицом в одну сторону, он в другую, — совершила поворот на 360 градусов, не отпустив руки друг друга. Мыс Джен присвистнули.
— Не расстраивайся, приходи в любое время.
Он развернулся на 350 градусов и снова оказался лицом ко мне.
— Ну, что стряслось?
— Я тут подумал, Хайро, может быть, ты мог бы помочь мне найти кое-кого. Она скейтер.
Он сделал медленное вращение — счастливый король, обозревающий свои владения.