Выбрать главу

Но таинственное представление внезапно закончилось. Девушка, изогнувшись, присела, так и не показав своего лица, мягко спрыгнула куда-то и исчезла, прикрыв за собою, как дверь, глухую внутреннюю раму витрины…

В фанерной виньетке, окрашенной бронзой, на сером полотне был написан сухой кистью портрет улыбающейся женщины: рыжие кудри из-под широких изогнутых полей шляпки, зеленый кулон на цепочке и мертвенно застывшая на длинных губах улыбка соблазнительницы. Вокруг виньетки колесо, составленное из черных букв, гласящих на весь мир: «Хочешь быть красивой — будь ею!» Подразумевалось, наверное, что женское лицо, изображенное на полотне, очень красиво, потому что именно оно как бы обращалось к людям, бегущим мимо, смотрящим на него из окон проходивших мимо трамваев, троллейбусов и автобусов: «Хотите быть красивыми — будьте как я!»

Кто-то хмыкнул, садясь в трамвай, кто-то покачал головой, вздохнул, отвернувшись, а кто-то и присвистнул… У всех, кто видел исчезнувшую художницу, было такое ощущение, будто их одурачила эта мечтательно-гибкая фигурка с распущенными волосами, показав наконец-то свое истинное лицо; будто именно она, эта танцующая девушка, посмотрела вдруг на них и произнесла пошловатые слова, обращенные ко всем и ни к кому в отдельности. И каждому показалось, что та живая девушка, которая только что плавала в невесомости за стеклом омертвевшей теперь витрины, на самом деле была куклой, у которой кончился завод. Явился откуда ни возьмись этот плоский портрет, обрамленный дешевой бронзовой краской и всевозможными духами, косынками, бижутерией, тряпичными розами и губной помадой, — явился этот злой дух и убил сказочное видение. Улыбка длинных красных губ — все, что осталось от недавнего представления.

Новая же витрина, которая была не лучше старой, пропыленной и выжженной солнцем, — эта витрина яркой картинкой кое-как вписалась в каменное чрево серого дома, не оживив его…

Не произошло ничего особенного, и люди вскоре забыли об увиденном, а те, кто не наблюдал за работой художницы, вообще не обратили внимания на обновленную витрину, не помня, как выглядела старая.

И лишь одна душа на свете живо откликнулась и затрепетала от восторга, впитав в себя, как иссохшаяся земля дождевые капли, эти удивительно понятные и нужные слова: «Хочешь? Будь… Ну конечно, хочу!»

Девушка в полинявшем платье, простоявшая в очереди за огурцами, а потом купившая себе в награду мороженое, с нарастающим интересом следила за работой художницы, любуясь ее движениями, ее новыми джинсами, ее волосами. Она ела тающее мороженое, когда художница вдруг исчезла и появилась эта рыжая, которая посмотрела ей прямо в глаза и спросила: «Хочешь быть красивой?» — угадав ее тайные желания. И сама же ответила: «Будь ею».

Повелительный тон ответа, колесом прокатившийся в ее встревоженном сознании, поразил своей определенностью и простотой, сразу разрешив все ее прежние сомнения. Она, обмерев, стояла с раскрытым ртом, веки ее нервно вздрагивали и распахивались от пугливого восторга, пухленькая губа, нежная, как мандариновая долька, была облита прозрачно-белой эмалью растаявшего мороженого. Слова звучали в ней расслабляющей музыкой, и ей казалось, что сама художница, только что плавно приседавшая за стеклом, мелодично и печально спрашивала у нее: «Хочешь быть красивой, как я?»

Она в волнении лизнула оплавившееся мороженое и, разглядывая витрину, оглушенная, с дрожащей улыбкой перекатывала это пестрое колесико из букв: «Хочешь быть? Ну а кто же не хочет? Но как? Легко сказать! Очень хочу, конечно!»

Только что она стояла в очереди, сутулясь над низкорослыми женщинами, хмуря туго натянутую на лбу кожу, слыша грубую перебранку Ядвиги с покупательницами; только что глаза ее, напоминавшие своим овалом листки березы, выражали скуку и полное безразличие, а лицо казалось запыленным. Теперь же ее невозможно было узнать: раскрасневшаяся от волнения и нервного сбоя, она была похожа на ту счастливицу, которая, сдав экзамены в институт, увидела свою фамилию в списке зачисленных.

Первое, что пришло ей в голову, когда она осознала всю важность этих заманчивых слов, было желание тут же разыскать художницу. Кинуться вслед за ней, прорваться туда, куда вход посторонним запрещен, дойти до директора, расспросить и во что бы то ни стало найти художницу, которая знает, как стать красивой. Бессознательно подчинившись этому толчку, она вбежала по ступенькам к дверям магазина, бросила в урну протекшую пачку мороженого, вошла, возбужденно дыша носом, в полусумрачный зальчик, пропахший шерстью и душистым мылом, и стала вглядываться в лица, хотя и не знала лица той, которую искала.