– Не важно, сколько папе было лет, я всё время переживаю. Пойдём ко мне, живу здесь недалеко.
– Я помню, где, – ответила женщина, неоднократно бывавшая у него дома, но давно, – зачем к тебе идти? Звони специалисту по аренде.
– Без тебя боязно. С узбеком познакомлю…
– Спасибо, у меня и без него достаточно знакомых.
– Ладно, не хочешь, не надо, – уголки рта опустились, ей показалось, что «ребёнок» обиделся.
Пауза в разговоре.
– Чуть не забыл, – встрепенулся Толя, – лампочка перегорела, иду в магазин, в конце улицы, за рынком.
Достал несколько монет из кармана вперемешку с мятыми чеками и шелухой от семечек, принялся пересчитывать.
– На углу? В том доме теперь продуктовый магазин.
– Да что ты? Давно? Раньше продавались люстры, электрические лампочки.
– Лет десять уже. Хозяйственные товары можно купить в рынке, но этот отдел откроется в десять утра.
Проблема лампочки не задержалась в голове у Толи.
– На работу устроиться собираюсь.
«Надеть другие брюки, вымыть сальные волосы, вылечить кожу лица у него, вряд ли, получится», – грустно подумала Валерия.
– Куда?
– На старое место.
Она попыталась вспомнить, что означают для собеседника слова: «Старое место».
Самые яркие впечатления начались и закончились для неё в период с восемнадцати до двадцати двух лет: «fire show», длинной в четыре года. Потом – обыденность, дни, похожие друг на друга, цвета их имеют сероватые оттенки. Скучно, но безопасно.
В восемнадцать шла по городу, пахло весной и корюшкой, как сегодня, подошёл высокий, здоровый парень, сказал:
«Вы неправильно несёте цветок, это же не флаг и не транспарант».
Хризантему ко дню рождения подруги Валерия держала на вытянутой руке, чтобы не сломать стебель. У молодого человека за поясом был странный, для улицы двадцатого века, предмет – шпага.
«Завтра встречаемся в такое же время, на этом самом месте, поедем в парк, я научу тебя фехтовать», – приказал он.
Тон показался настолько забавным, что она согласилась.
Так познакомилась с Алексеем, начинающим художником. Они с Толей учились живописи, а Стасик – реставрации.
Алексей, родом из мест, название которых ассоциируется с тюрьмами и лагерями, «взял» институт с четвёртой попытки, не хватало необходимой подготовки после школы и службы в армии. Стасик и Толя поступили сразу. Полагали, что Стасику «помог» папа, занимавший должность директора крупного ресторана, а Толя учился в художественной школе при институте. Однажды, на смотр работ студентов явился известный Мастер в окружении помощников и почитателей, обошёл зал с картинами, остановился у Толиной работы.
– Игра света в водовороте ручья, интересна мне больше, чем всё то, что я здесь видел, – произнёс художник.
Толя сделался местной знаменитостью. Студенты оборачивались, когда, запрокинув голову, подпрыгивающей походкой, будто собирается взлететь, он нёс себя и свой талант по коридорам института.
Отец Алексея служил моряком, после возвращения из плаванья брал сына в путешествия по тайге, вместе рыбачили, охотились, в том числе, на медведя. К городским ребятам Алексей относился свысока, как к младшим братьям.
Пленэр, походы, турниры по фехтованию, рыбная ловля, пикники, мастер-классы, каждый следующий день отличался от прожитого вчера. Талантливые люди складывали жизнь из интереснейших фрагментов. В мастерской на вечеринках наливали в стаканы водку, вино, пиво или чай, закусывали хлебом, сухой рыбой, которую ловили и солили сами, ибо в магазинах было пусто, иногда, появлялась медвежатина, лосятина или оленина, привезённые Алексеем с родины.
Жадный до работы, любви и впечатлений, он азартно глотал крепкую жидкость из любой тары, заполненной до краёв.
– Смотри, сопьёшься», – смеясь, говорили приятели.
Толя появлялся в компании один, без пары, поэтому про его жену и сына Валерия ничего не знала. Стасик приходил с красивой студенткой, приехавшей учиться с Урала. У неё было нежное имя – Вета, густые вьющиеся тёмные волосы, лицо мадонны, по-деревенски, крупные кисти рук и ступни ног. На родине она занималась греблей, казалась аллегорией силы и красоты.
Валерия столкнулась с ней через десяток лет в Крыму около базы для летней практики художественного института, там можно было отдохнуть за небольшие деньги. Вокруг глаз лежали чёрные тени, щёки ввалились, в прекрасных волосах греческой богини серебрилась седина.
– Лечилась, в психушке, – рассказала Вета, – с заказами, сама понимаешь, как трудно, нам их отец Стасика находил у своих солидных знакомых, в основном, на реставрацию. Стасик аванс получит, выскочит на улицу, а возвращается пьяный. Не понимаю его, сделай работу и выпьешь потом. Клиенты требуют готовую картину или аванс, он к работе не приступал, деньги пропил, папа по телефону кричит. У меня истерики начались, вот и сорвалась.