Такую легенду рассказал мне Виктор Парфентьевич. Собственно, это только набросок. Легенда еще обрастет подробностями, обогатится, что-то изменится. Не исключено, что она и вовсе не приживется, не приглянется людям. И все-таки Виктор Парфентьевич уверен, что легенда нужна; Не эта, так другая. Курорт без легенды скучен и пресен. Но самое главное то, что легенда тоже целебна. Она одухотворяет лечение. Она распахивает настежь «двери» самовнушения.
Санатории «Урал», «Тургояк», дом отдыха «Карагайский бор», другие здравницы должны иметь свои легенды. Свой образ. Свою особинку. Свой мир. Чтобы можно было войти в него и выйти. И потом долго вспоминать, а приятные воспоминания тоже имеют целебное последствие. Тому же «Уралу» Виктор Парфентьевич предлагал завести баньку деда Емели, заказать на фарфоровом заводе фирменные кружки, пригласить мастера-фотографа.
Озеро Тургояк должно быть окутано легендами, как туманом. Допустим, есть на нем остров Веры, монашки-отшельницы. А много ли озер без острова Любви или острова Свиданий? Согласитесь, на остров без всякого названия, безликий, человек ступает никак не подготовленный внутренне. Другое дело — остров Веры, тут душа самонастраивается. Особый душевный лад сложится при упоминании об острове Любви. Все это очень тонкие вещи, но они исцеляют душу, а говорят, при здоровой душе легче вылечить тело.
— Так вот, знайте, — сказал Борис Федорович Соколов, — в Челябинске есть каштаны.
Оказывается, знакомый Соколова — Геннадий Дмитриевич Яковлев лет двадцать назад привез из Киева пять саженцев каштана. Все, кроме одного, погибли в борьбе за существование. Торцами двух домов он защищен от северных ветров и потому благополучно переносит уральские зимы. Правда, выглядит он все еще подростком. Все-таки при нашем скудном солнце прирост невелик. А главное — каштан был несколько раз сломан, но, демонстрируя волю к жизни, отращивал новый ствол.
Не климат, а люди мешают прижиться южанину в Челябинске. Потому-то Соколов и Яковлев держат в тайне местопребывание новосела. И я скажу только о том, что каштан живет в районе технического университета.
Итак, в нашем городе растет каштан. Весной он с некоторым опозданием распускает листья, красивые, непривычно большие. Цвести-плодоносить еще не начал. Торопиться ему некуда, каштаны среди деревьев долгожители, только бы ему выжить.
Нет, в Челябинске живет не один-единственный каштан. Каштаны растут и в моем саду.
Я родился на Украине и часто бываю там в гостях. В 1982 году я привез из Харькова три саженца каштана и посадил их в саду. Они прекрасно растут, не болеют. Одно дерево вымахало уже метров под пять, другое пониже. Пока не цветут.
Добавлю, что еще три каштана растут на северо-востоке, по улице Хохрякова. Два дерева прямо на улице, а третье во дворе дома на берегу озера Первого. Каштаны давно уже цветут и плодоносят.
Илья Герчиков
Этот город, знакомый до камня…
Я мог бы начать свои записи с воспоминания о том, как приехали мы с женой почти полсотни лет назад в Челябинск. С вокзала в соцгород ЧМЗ, где жили мои родные, добирались на модном тогда транспорте — «коломбине», грузовике с фанерной будкой для пассажиров. Был дождливый сентябрь. На конечной остановке, улице Сталеваров, нас ждал «сюрприз» — огромная лужа. «Коломбина» остановилась как раз на ее середине.
Грязи оказалось по-щиколотку, и вполне законным был вопрос супруги: «Куда ты меня привез?»
Потом, с годами, соцгород рос, хорошел, асфальтировался и озеленялся. И если бы не его феноменальная загазованность.
Сложной оказалась тогда моя работа в качестве санитарного врача. Приходилось штрафовать незадачливых комендантов общежитий и бездельников-управдомов. Их реакция была естественной, — начальник ЖКО товарищ Аляев накатал моему начальству «телегу», просил оградить его от врача-хулигана Герчикова, который, якобы, ворвался в его кабинет в пьяном виде и учинил погром. «Телега» должна была сработать безотказно: врач-еврей, оказавшийся погромщиком, вроде как врач-отравитель. Но, так как я человек абсолютно непьющий, а в кабинете Аляева к тому времени еще не успел побывать (он не смог объяснить главному врачу СЭС, умнице Горыниной, даже как я выгляжу), я был «реабилитирован». Дальнейшего хода моему «делу» Аляев не дал, а позднее даже «зауважал» меня, поняв, что я ему не мешаю в работе, а как раз наоборот.