От пупка спускалась дорожка темных волос. Юлька, дойдя до края ткани, ткнулась в нее носом, и тут же Женькин пах отозвался увеличившимся бугром. Пряжка ремня не поддавалась Юлькиным пальцам, и Женька помог, убрав руки ровно в ту секунду, когда джинсы, а заодно и трусы поползли вниз. Появившийся член приветственно качнулся и встал почти перпендикулярно телу хозяина.
С ходу одолев застежку бюстгальтера, Женька высвободил из бретелей Юлькины руки и опрокинул ее на кровать. Штаны ("Надо будет пуговицу пришить, висит на одной ниточке..."), колготы ("Ни черта он не греет, этот ваш капрон!"), трусики ("Хорошо, что хоть приличные! И ноги брила позавчера...") — все прочь. Едва Женька поцеловал Юлькин лобок, мысли у нее начали путаться. А уж когда его пальцы проникли внутрь, возбуждение нахлынуло на Юльку с силой урагана. Она могла только корчиться от нетерпения, согнув ноги в коленях и открываясь еще шире.
Он вошел в нее резко. Юлькины лодыжки сомкнулись на его бедрах, призывая ускориться, но Женька двигался размеренно, погружаясь на всю длину и почти так же выходя. И, ощущая в те мгновения воздух между своим лоном и кончиком его члена, Юлька трепетала и вся замирала от страха, что он не вернется. Но он возвращался, принося с собой наслаждение. Когда Юлька приоткрывала глаза, она видела сосредоточенное Женькино лицо и капельки пота — на лбу, под носом, на груди. Какой же он... А она... Ну и плевать!
Темп нарастал, и внутри началось непонятное жжение. Раньше с ней такого не происходило. Но это новое ощущение было настолько приятным, что Юлька замерла, боясь его потерять. Она словно вживую видела пульсирующую точку, превращавшуюся в тугой комок. И чем крупнее он становился, тем больше Юлька каменела, тем быстрее шла по ней горячая волна.
Толчок. Еще толчок. Черт! Черт!.. Она не сразу поняла, что кричит и раскачивается взад-вперед, едва не ударяясь головой о Женькино плечо. Когда пульсация в животе ослабела, Юлька вытянулась всем телом. Словно сытая кошка после выпитой миски молока.
— Я тебя люблю...
Слова Женьки совпали с новыми движениями. Только теперь он действовал немного грубее. Значит, до этого откровенно сдерживался. Страстный, внимательный, опытный, хотя она прекрасно понимает, чем это достигается... Пусть!..
Юлька изогнулась и обхватила Женьку руками за ягодицы, упругие и подтянутые. Он тут же застонал, отстранился, и на Юлькин живот брызнула струйка молочного цвета.
Шершавым вафельным полотенцем они вытирались на ощупь, потому что снова бешено целовались. Последнее, что запомнила Юлька, — ее новый крик совпал с чьим-то грохотанием по батарее.
Просыпалась Юлька медленно. По-прежнему стучали, только теперь звук переместился к ней в голову. Будто металлические заготовки отбивали, а от попавших каким-то образом в рот стружек саднило нёбо и язык.
У стола полубоком сидел Женька и что-то сосредоточенно читал, перекатывая в ладони карандаш. Слева лежала внушительная стопка бумаг.
Итак, вместо того чтобы внести ясность в их непростую ситуацию, эта поездка все усложнила. Хотя почему непростую? Женька ведь тогда прямо сказал, что его признание ни к чему не обязывает, а просто «информация к сведению», а все будет как у обычных друзей. Вот только в Юлькином воображении будущие посиделки с Женькой на диване или кухне неумолимо обрастали романтическими атрибутами вроде свечей или расслабляющей музыки, а полутемный зал кинотеатра с любимым последним рядом вообще перешел в разряд мины замедленного действия.
Почему она переживала, Юлька точно определить не могла. Провожая Женьку в тот субботний вечер, по привычке обняла его и хотела поцеловать в щеку. И тут же засомневалась, нормально ли так сделать, не расценит ли он это как подкат или, что еще хуже, жалость. И вместо прощального чмоканья вышла сцена из театра абсурда: ее губы замерли в миге от Женькиной скулы, руки вцепились в плечи, а он... улыбался. На следующее утро, заказав в интернете билеты и позвонив Женьке, чтобы сообщить детали, Юлька секунд двадцать по-рыбьи беззвучно открывала рот, услышав по телефону его «Привет. Как дела?», прозвучавшее невыносимо чувственно. Или же это она себе напридумывала, а голос Женьки был нормальным, мужским, может, слегка хрипловатым?
Стоило ему, спокойному, невозмутимому, не ведущему даже бровью, оказаться рядом с ней — по Юлькиному телу пробегала дрожь и она откровенно дергалась, как при болезни Паркинсона. Отходил — начинала дышать и лихорадочно думать, что это было. Разбирала все по косточкам, анализировала, соглашалась с выводами и... все равно вела себя как идиотка.