После поездки в Арск прошло чуть больше недели. Они встречались каждый день. Если Дарима была дома, чинно пили чай, болтали о пустяках и старательно делали вид, что ничего не изменилось. Об этом зачем-то попросила Юлька, и Женька неохотно, но согласился. Однако он был уверен: Дарима поняла все в первую же секунду, как увидела их вместе. Не зря ведь она сказала, что он светился ярче елочной гирлянды. После посиделок Юлька всегда вызывалась его провожать, до самого Женькиного дома, где они начинали целоваться еще в лифте, а в квартиру вваливались уже полураздетые. Если же Юлька открывала дверь в халате, это значило только одно — никуда идти не надо. Разве что на диван, потому что хлипкие стулья в съемной квартире их веса и раскачиваний не выдерживали. Это выяснилось опытным путем, и спина Женьки, принявшего удар на себя, до сих пор побаливала. Пару раз он заезжал к Юльке на работу и очень полюбил тот момент, когда она выпархивала из освещенного сотнями лампочек салона. Легкокрылая бабочка, оставляющая свет за собой, но горевшая внутри еще более обжигающим огнем.
Это было просто какое-то безумие. Девять дней непрерывного счастья и умопомрачительного секса. Впервые между этими двумя понятиями он не ставил знак равенства. Счастье вышло за рамки ритмичных движений туда-сюда. Он верил: это настоящая влюбленность, которая играет всеми красками, только когда ее ничем не ограничивают. Когда нежный взгляд можно подтвердить касанием. Когда дыхание делится на двоих. Когда биение чужого сердца слышится на расстоянии.
Он обещал не давить на Юльку, дать время все обдумать и не мешать «исследовать душу через плоть», по ее шутливому выражению. Вот только не предполагал, что будет так трудно расставаться и что с каждой минутой он способен влюбляться в Юльку еще сильнее. И потому частенько твердил самому себе: «Спокойно, держи себя в руках. Не хватает еще, чтобы ты сорвался и в буквальном смысле вытряс из Ляпы решение».
Вопреки удачно пришедшему в голову напеву из «Соломенной шляпки» тогда, в гостинице, жениться Женька все-таки хотел не по «залету» и когда-нибудь, поэтому больше не забывал рассовывать по всем карманам и ящичкам блестящие пакетики с презервативами.
В общении с Юлькой приятным было и то, что она не страдала любопытством по поводу его прошлой жизни. Ее словно не интересовало, были ли у него девушки, какие их связывали отношения. Она не спрашивала, а он не откровенничал. Да он и сам уже не знал, были ли все эти Алены — Вики — Кристины на самом деле или только приснились. Главное — они с Юлькой в самом начале, у них куча времени. Да и, может, в этот раз все будет по-другому и вместо расхолаживания наступит вторая фаза любви, более зрелая?
Женька опять провел ладонью по Юлькиной коже, обрисовал пальцем впадинку пупка. Юлька, не отвлекаясь от телефона, потерлась щекой о его свитер и мурлыкнула. Он чмокнул светловолосую макушку и закрыл глаза.
Это было жестоко — сидеть с ней так близко и не иметь возможности прикоснуться, как хотелось. Особенно теперь, когда он точно знал, какая Юлька страстная. Она все так же не стеснялась кричать, когда кончала, и по ее удивленным глазам Женька понимал, что к оргазмам она еще не привыкла. Ну что за дебилы встречались с ней раньше и о чем они думали, если она впервые почувствовала это только с ним! Хотя, что скрывать, его самолюбию это льстило. Вероятно, те идиоты страдали излишним религиозным воспитанием и делали «это» только в миссионерской позе, с плотно сжатыми губами, под одеялом и в темноте. Лишних движений — ни-ни, фантазия — выбросить и забыть! И хотя Женька не считал себя асом, можно было сказать, что он Колумб, открывший Юльке Америку в сексе, а она жадный к экспериментам индеец.
В джинсах началось шевеление. Так, ясно. Надо срочно забрасывать ногу на ногу и думать о чем-то другом. Например, об этой выставке импрессионистов, на которую их затащила Дарка.
Вообще местный музей особой популярностью не пользовался, но и нельзя сказать, что его залы были абсолютно пусты. В гардеробе две располневшие дамы, вешая куртки, лениво обсуждали премудрости квашения капусты ("Важно не шинковать тонко, паутинкой, иначе хрусткость вся и уйдет..."). Ковровая дорожка, некогда бордового цвета, зияла грязно-лысыми проплешинами в середине каждой ступеньки.
Правое крыло музея отводилось под постоянную экспозиция. Натюрморты и пейзажи, по всей видимости, периодически перевешивали с одной стены на другую, надеясь подобными маневрами создать иллюзию новизны. Еще в одном полупустом помещении демонстрировались костюмы царской эпохи. Там же размещались витрины, на полки которых сбрасывали всякую мелочь с двумя целями: не потерять и замаскировать никчемные экспонаты, ведь к тому, что за стеклом, внимание не было таким пристальным.