— Совершенно согласен, — кивнул Максим и примиряюще улыбнулся. Он, невзирая на правила этикета, поставил локти на стол и опустил подбородок на сомкнутые кисти рук. — Ну и как, хорошо рисуется?
— Медленнее, чем обычно.
— Главное, чтобы было похоже, — влезла Юлька.
— Нет, важен посыл. То, что автор хотел сказать своим произведением. Я угадал? — Поза Максима не менялась.
— Почти. Не меньшее значение у того, что чувствует зритель, глядя на картину. А если обе мысли совпадают — вот истинный успех художника.
«Удивительное дело, — подумал Женька, — чем дольше Дарка смотрит на Максима, тем спокойнее и увереннее звучит ее речь. Как будто по каким-то невидимым нитям он передает ей свою невозмутимость и твердость. А ведь еще три минуты назад все валилось у нее из рук и она готова была чуть ли не расплакаться. Наверное, Ляпа права и это действительно тот тип мужчины, который нужен Дарке. Осталось разобраться, интересует ли она Максима. И это будет потруднее...»
Из мыслей Женьку вырвал демонстративный кашель Юльки, а ее страшные глаза потребовали, чтобы он срочно что-нибудь сказал. И Женька выдал первую пришедшую в голову мысль, логически связанную с той частью разговора, когда он еще слушал:
— А я вот абсолютно не умею рисовать и вдобавок цвета вижу странно. Например, эта скатерть... Вы, наверное, скажете: «Синяя». А я утвержаю: «Это смесь с зеленым». Вот и разберись тут.
— Так ты, мой милый, дальтоник! — Счастью Юльки не было предела, будто она сообщила о вручении ему Нобелевской премии.
— Жень, да все нормально, — успокоила Дарима Женьку, впрочем, тот ни на грамм не обиделся на Юлькин укол. — Это просто сложный цвет, бирюзовый.
— Между прочим, именно женщины оперируют оттенками: песочный, светло-кофейный, этот же аквамариновый, — внес свою лепту в рассуждение и Максим. — Мужчины предпочитают фундаментальные названия: желтый, белый, синий. Что касается меня, то я тоже не могу похвастаться способностью к творчеству, а карандаш держу в руке исключительно для пометок на полях договоров. Дарима, а что ты обычно рисуешь? Есть предпочтения?
— Когда как. Людей. Море.
— А эти твои... как это... — Юлька пощелкала пальцами, пытаясь найти слово, — ахи-страхи... которые я из мусорки последнюю неделю выгребаю и рассматриваю.
Женька подавил смешок, а Дарима остолбенела.
— И не надо в меня метать молнии! У нас только недавно ввели раздельный сбор мусора! — защищалась Юлька. — Как мне иначе рассортировать все ошметки?
— Чтобы понять, что это бумага, достаточно ее потрогать, а совсем необязательно разворачивать и изучать!
Воодушевление и радость Даримы схлынули вмиг. Она сжалась и, взяв салфетку с подставки, начала ее складывать. Женька толкнул ногой под столом Юльку, но она молчала, поджав губы и хмуро уставившись в пустую чашку. Ситуацию спас Максим.
— Дарим, конечно, неприятно, когда вторгаются в личное пространство, но взгляни на ситуацию с другой стороны. Есть ведь целая методика рисования в терапевтических целях. Ребенок изображает то, что приходит к нему во снах, что ввергает в ступор или просто вызывает отрицательные эмоции. А потом разрывает лист и этим как бы дистанцируется от своего страха, начинает с ним бороться... — Он замолчал, а потом добавил негромко и даже как-то ласково: — Ну, не сердись. Кстати, таким рисованием ты могла бы заниматься в центре.
— Каком центре? — вскинулась Юлька, но ее вопрос проигнорировали.
Максим смотрел только на Дариму и ее же одну убеждал:
— По-моему, это очень интересно и серьезно. А параллельно будешь учиться на психолога. Что думаешь?
На стол легла бумажная розочка, а Дарима сухо произнесла:
— Вы же сами говорили, еще ничего неясно.
— Наверное, ты неправильно поняла. На следующей неделе появляется хозяйка центра, и ты идешь на собеседование. Я думаю, все будет хорошо. Слышишь? Все будет хорошо, — с нажимом повторил Максим. — А возвращаясь к картинам... Тебе обязательно нужно съездить в Третьяковскую галерею или Русский музей, там Айвазовский. По-моему, лучше него никто море не рисовал.
— А голландцы? — опять встряла Юлька и пихнула задумавшуюся Дариму локтем. — Что, они не подходят?
— Их все больше корабли интересовали, — ответила Дарима, но как-то механически. — Оснастка... Баталии...
— Ну, кое-кого интересного и у них можно найти. — Максим наморщил лоб, вспоминая. — Например, Бакхёйзен или, если ничего не путаю, Мулир, но ты права, они любили не чистое море, а обязательно с парусниками. То есть человек все равно центр стихии. А если взять других иностранцев, это безусловно Уильям Тёрнер. Только за ним лучше отправляться в Лондон, в Тейт.