— Простите, вам кажется, ребенок способен на это?
— Да. Разумеется, не в два года и не самостоятельно, а под умелым руководством. Нашей основной целевой аудиторией будут школьники, но мне посоветовали не ограничиваться точными науками, и поэтому кое-какие курсы мы введем и для пяти-шестилеток. Например, основы живописи, танца, стихосложения. При этом не нужно погружаться в академические тонкости. Достаточно будет внятного и приближенного к обыденному языку изложения. Применительно к вашей области, Дарима, это понятия света, тени, перспективы, объема...
Сухие термины оживили в Дариме воспоминания о первой и самой любимой учительнице в художественной школе — Мирре Семеновне — и частых спорах учителей прямо в студии, за спинами рисующих. Полная еврейка в мешковатой, неглаженой одежде, с засаленными волосами-сосульками, которая умела создать чудо простым росчерком карандаша и которую прямо-таки обожали дети, никогда не соглашалась с коллегами и без устали твердила, что «малыши, будучи не в в состоянии осмыслить теоретические понятия, принимают их как факт».
Не успела Дарима и глазом моргнуть, как озвучила эти самые аргументы Мирры Семеновны здесь, на собеседовании. К ее удивлению, Татьяна не рассердилась, а довольно кивнула.
— Нам и не нужно другого. Важно, чтобы вы открыли детям мир цвета, показали открывающиеся перед ними возможности. И не так: «Смотри, Вася, вот это натюрморт. Если ты будешь ходить в наш центр, однажды ты тоже так нарисуешь». Нет, хотелось бы, чтобы ребенок не наблюдал, а сам создавал что-то с осознанием своей свободы, а не вашей направляющей руки. Возможно, дальше он пойдет в специализированную художественную школу, но заслуга открытия нового таланта, его уверенность в своих силах корнями будет уходить в наш центр.
«Мне самой не помешали бы твердость и бесстрашие», — мысленно посетовала Дарима и уточнила:
— Как вы назвали его?
— Ожидаемо — «Я могу», — улыбнулась Татьяна. — Так что скажете, Дарима? Готовы ли вы работать с каждым ребенком по его собственному плану в зависимости от склонностей и увлечения? Постоянно искать что-то новое, дерзать, даже ошибаться и не переставать совершенствоваться?
— Я не знаю, — подумав, честно ответила Дарима, — но очень хочу попробовать.
— Отлично. Тогда вы в штате. — Татьяна положила перед ней чистый лист и ручку. — Пишите заявление и не забудьте указать телефон, по которому можно с вами связаться. Центр открывается только после Нового года, но и сейчас дел невпроворот: последние согласования и проверки, реклама... Буду рада любой помощи.
— Ой, а я еще даже не разговаривала с Зурабом Вазгеновичем, что собираюсь уходить! — Дарима пробила лист кончиком стержня и теперь испуганно терла круглую дырочку.
На плечо легла ладонь Максима.
— Думаю, за две недели он преспокойно найдет тебе замену. Тань, я вот что хотел посоветовать... Рисование как способ избавления от страхов. Слышала о таком? А еще Дарима отлично складывает оригами.
— Что ж, все это кажется интересным. — Татьяна сделала пометку в блокноте и внимательно посмотрела на Дариму, которая не в силах была расслабиться из-за нечаянной близости Максима. — Как ни крути, нашему центру потребуются дополнительные плюсы, чтобы отличаться от других.
Рука Максима переместилась на спинку стула, и Дарима вновь обрела способность думать о чем-то еще, кроме его теплой кожи. Она вспомнила субботний разговор с Юлькой и предложила:
— Кроме всего прочего, можно обучать готовке. Знаю, в школе есть уроки технологии, но там почему-то занимаются совсем не этим. И получается, что если девочке дома не покажут, как варить ту же кашу или жарить сырники...
— Не говоря уж про более сложные блюда, — подхватила Татьяна. — Точно! Эта идея мне определенно нравится, только, считаю, и мальчиков стоит привлечь.
— Здесь и пригодится, Дарима, твой опыт повара, — встрял Максим. — Только вам надо хорошенько все обдумать, чтобы избежать возможных травм.
Татьяна оторвалась от записной книжки.
— Согласна. Спешить не получится. Ну что, Дарима, не обижайтесь, но я намерена использовать вас на полную катушку. Такая-то находка! Будем на связи.
Вставая, Дарима задела ногой пакет, прислоненный к ножке стула. Тот упал, и на пол выскользнуло несколько раскрашенных листов.
— Мы забыли про твои рисунки...
Максим поднял пачку. Он с интересом рассматривал каждую акварель, выглядевшую в крепких руках хрупким папирусом, потом передавал Татьяне. Дарима, закусив губу, с волнением следила за реакцией, в первую очередь его. Если бы у нее было больше времени, вместо этих зарисовок, даже наметок, она показала бы что-то стоящее, основательное. Пусть одну вещь, но тщательно проработанную. Но за две недели, прошедшие после упоминания о центре, она так и не придумала, что написать, и ограничивалась получасом перед сном, чтобы привести мысли в порядок при помощи кисти и красок.