— Считаешь, я ради этого вернул тебе квартиру?
— Да нет же! Все не так! — Дариму захлестнула волна паники. «Сейчас щелкнет замок на двери, и Максим предложит мне убраться, так и не узнав главного». Она подняла голову и заторопилась с объяснениями: — Вот вы стали называть меня Даркой. Совсем как Юля с Женей. А это имя очень... личное, доверительное... дорогое для меня. И значит, мы больше... не чужие, верно? Так неужели я должна скрывать что-то от близкого человека? Разве вы не видите, Максим, что я давно уже... что я люблю вас и надеюсь, что нравлюсь вам хоть чуть-чуть. — По виску поползла струйка пота, но Дарима и не подумала утереться. — И мне все равно, что девушка не должна первой признаваться в чувствах. Лишь бы иногда видеть вас, вот так, совсем рядом, дышать с вами одним воздухом, касаться...
Дрожащими пальцами она потянулась к щеке Максима. Его кожа была шершавой, обветренной. А вот губы, поцеловавшие ее ладонь, мягкими и очень нежными.
В следующий миг автомобиль рванул с места.
Все, что Дарима запомнила о дороге, — мелькавшие за окном фонари и бешеное завихрение снега. Казалось, только что они вышли от Татьяны, а вот уже машина притормозила у длинного, низкого дома. Максим не шел — летел, увлекая за собой Дариму. Лишь у самой квартиры, достав ключ из замка, он метнул на нее испытующий взгляд:
— Еще не поздно передумать.
Дарима толкнула дверь и первой перешагнула порог. Расстегнула куртку, путаясь в застежках. Помяла в руках шапку и шарф, сунула в капюшон. Чтобы не испачкаться о грязные сапоги, наступила одной ступней на другую и вытащила ногу через широкое голенище.
Когда Максим встал перед ней, Дарима спохватилась:
— Вы должны знать. Я еще... вообще...
— Не думай об этом.
Их губы встретились, и вечер, будто выпавший из рамы витраж, рассыпался на отдельные кусочки. В нем было все. Поцелуи, жаркие и влажные... Прикосновения, трепетные и бесстыдные одновременно... Стоны, полуживотные и оттого восхитительно возбуждающие...
Дарима плавилась под ласками Максима. Целовала, лизала, покусывала, гладила так же, как делал он. Она и сама не подозревала, сколько в ней скрывалось чувственности. А уж куда улетучились пуританские принципы воспитания, вдалбливаемые мамой Ниной!.. Когда же наконец почувствовала боль, то не сжалась, а, наоборот, еще больше подалась навстречу Максиму.
— Ну вот и все. — Он перекрутил узлом снятый презерватив и вновь придвинулся к Дариме. — Ты как? Съежилась вся... Замерзла? Или... так больно?
— Нет.
Она сама удивлялась своим ощущениям. В техникуме одногруппницы нередко обсуждали секс. Многие из тех, кому только все предстояло, и Дарима в их числе, слушали, широко открыв глаза и ежесекундно краснея. Другие делились опытом, своим и чужим, и предупреждали подруг об ужасной боли: «Прямо-таки на стенку лезешь потом!»
Может быть, странно, но Дариме не хотелось куда-то забраться. Юлька была права: слезы лить не пришлось. Живот слегка потягивало, но не больше, чем в критические дни. Когда она повернулась на бок, чтобы лучше видеть Максима, по ноге потекла струйка.
— Извините, а где у вас ванная? Если кровь... быстро не застирать, пятно останется. Жалко, красивое покрывало...
— Тебя это сейчас волнует? — Максим провел пальцем по середине ее лица, будто рисовал профиль. — А меня другое: что еще должно произойти, чтобы ты перестала говорить мне «вы»?
Обведя подбородок, Максим встал. Пока он поднимал брошенные брюки, Дарима исподтишка следила за ним жадными глазами художника. Вся фигура Максима была мощной, плотной, ширококостной, даже чуть угловатой в местах, где присоединялись конечности. «Красота Голиафа, — подумала Дарима. — Такого нужно писать сангиной...»
— Ванная прямо по коридору, а потом приходи на кухню.
Оставшись одна, Дарима закуталась в покрывало на манер римской тоги и, собрав с пола свою одежду, засеменила по паркету.
Комнату, в которую она попала, следовало переименовать в душевую, так как ванна как предмет здесь напрочь отсутствовала. Зато душ был огромен и широк. Вокруг овальной раковины — несколько тюбиков с шампунем и дезодорантом, стаканчик с принадлежностями для чистки зубов, бритва и туба с пеной. От того, что все было расставлено ровно, особенно бросалось в глаза, сколько места пустовало. В шкафчике возвышалась стопка белых полотенец. В углу примостилась плетеная корзина, вероятно, для грязного белья.
Дарима опасалась, что не сможет включить воду и будет вынуждена звать Максима, а он подумает о ее бестолковости. Но переключить с крана на лейку оказалось проще простого: нажав на круглую кнопку. Пару секунд Дарима стояла ровно, а потом, зачерпнув воду пригоршней, опустила руку вниз. С пальцев побежало что-то розовое. Слегка засаднило, но, когда к воде вернулась прозрачность, неприятное ощущение прошло. «Все случилось так, как я и мечтала, — подумала она, — с внимательным и очень терпеливым человеком, с любимым... И пусть неизвестно, что будет завтра, сейчас я счастлива».