Вытеревшись и натянув одежду, Дарима пожалела, что не имела привычку носить в рюкзачке на всякий случай прокладки и тем более «ежедневки»; просить же вату у Максима постыдилась. Напоследок она застирала покрывало и как могла пристроила его на никелированном полотенцесушителе.
Когда Дарима вошла в кухню, чайник как раз закипел. Максим, споласкивавший помидоры, приглашающе кивнул на высокий стул у конца длинной столешницы. На тарелках уже лежала яичница в обрамлении кружков колбасы.
Дарима с любопытством огляделась. Просторная комната без привычного стола с легкостью могла послужить танцплощадкой для одной, а то и двух пар. Правда, на блестящем полу легко было поскользнуться, но летом, наверное, приятно ступать босой ногой по прохладной плитке. На холодильнике у ручки виднелись следы от пальцев, и Дарима лишний раз убедилась, что стальная поверхность очень капризна в уходе. Если Юлька всюду цепляла записки-«склеротички» и тем не менее все равно забывала о намеченных делах, то здесь на шкафчиках и стенах ничего не висело. Как видно, не увлекался Максим ни коллекционированием магнитиков, ни пивных пробок. По внешнему виду кухни вообще нельзя было сказать о нем ничего, так все смотрелось лаконично и неброско. «Хотя, — мелькнула догадка у Даримы, — может быть, именно это и служит характеристикой хозяина: отсутствие вычурности и простота во всем?»
Какое-то время они жадно ели, искоса поглядывая друг на друга. Дарима сдалась первой, но заговорила все-таки не о том, что ее волновало.
— Можно спросить, откуда это? — Она указала на беловатую полоску, отчетливо змеившуюся среди густых темных волосков на правом предплечье Максима.
— Авария.
По лаконичности, с которой он ответил, Дарима поняла, что затронутая тема ему неприятна, и переключилась на другое:
— Вкусная колбаса. Я вообще все ем, кроме рыбы.
— А еще не пьешь алкоголь, я помню. Почему?
— От него мне плохо, а рыба... Так глупо. С мамой Ниной случился инсульт. Я звоню в скорую, а на плите горит минтай...
— Поня-ятно. Ничего. Пройдет время, и эта связь исчезнет.
Максим встал, чтобы налить чай, а Дарима, прожевав последний кусочек, решила больше не тянуть с важным для нее разговором.
— То, что произошло... Вы... ты не должен чувствовать себя виноватым. — Максим оглянулся. Лицо его было изумленным, но Дарима не остановилась. — Ну, я же сама навязалась. Но совсем не жалею, честно, и, даже если отмотать время назад, все равно поступила бы так же. И не подумай, я ничего не требую от тебя и дальше. Я как... твой подарок, Максим. Делай со мной, что хочешь: играй, запри в комнате, выбрасывай...
— Отшлепай, — подхватил ее интонацию Максим и, в два шага обогнув разделявшую их столешницу, встал рядом. — Знаешь, есть вещи, которые при всей красивости звучания произносить вслух совершенно не рекомендуется, потому что зачастую появляется соблазн применить их на практике. Дарка — подарок. Почти рифма. Даже оригинально, если не вдумываться в смысл. Ты готова вручить себя всю другому человеку? Серьезно? А если я в самом деле больше никогда не выпущу тебя из этой квартиры? Или сделаю больно, вот как сейчас?
Пальцы Максима слегка сжали подбородок Даримы, но она не испугалась. Наоборот — улыбнулась. Малышка-душа беззаботно запрыгала через скакалку, соглашаясь, что хозяйке ничего не угрожает.
— Ты не такой, я же вижу, иначе давно бы уже обидел. Натуру ведь не скроешь. Просто знай, что благодаря тебе мой мир стал шире, полнее, но я готова отказаться от всех его красок, чтобы быть с тобой...
— Да пойми, Дарка, нельзя отдавать себя подчистую! Любовь приходит и уходит, а внутри должен оставаться хотя бы крошечный кусочек, неприкосновенный запас, на случай непредвиденной жизненной бури. А уж развязывать другим руки своей покорностью и этим «Делай, что хочешь» совсем гиблое дело... — Быстрый, почти невесомый поцелуй смягчил суровое выговаривание. — Не надо мне подобной жертвы, спасибо. Я сторонник паритета: если свобода, то обоим; обязательства — взаимные и двусторонние. Профессия приучила. Поэтому, если ты не против, общаться будем на равных условиях.