Работа в салоне наконец перешла на тот уровень, когда поставленные задачи решались не сходя с места и с минимальной затратой сил. Новые задания повергали Юльку не в шок и неуверенность, что она не справится, а наоборот, радовали открывающимися возможностями для самореализации. Переговоры с иностранцами все реже запускали День Труляля. После новогодних каникул ожидалось еще несколько командировок и выставок. Отношения со всеми коллегами, а не только с парнями из «верхнего» офиса, и вовсе сделались душевными, даже отчасти родственными, без надуманных обид и претензий, с бесконечными шутками, вылазками в бары и совместным обмыванием дней рождения.
— Дарка — два!
Похоже, поводы переживать за Дариму сократились до минимума, а все по одной-единственной причине с латинским именем «Максим». Юлька видела, что преподавание в развивающем центре, куда Дарима попала с его заботливой руки, приносило подруге огромное удовольствие. Коллекция домашних рисунков, все больше пестревших яркими красками, пополнялась еженедельно. Но теперь, кроме неизменного бритоголового мужчины, немалое место отводилось детским портретам. Несмотря на то, что Дарима была занята в первой половине дня, она все чаще отсутствовала дома вечерами и даже по ночам. На Юлькины же подтрунивания отмахивалась: «Ты что, не понимаешь? Я хоть ужин Максиму приготовлю. Он так поглощен новым проектом, что просто валится от усталости». Юлька понятливо хмыкала: «Да-а, валится — в постель! — и тебя следом тянет. А там та-акой отдых, особенно в миссионерской позе... Смотри-ка, Дарка уже и не краснеет, как раньше. Молодец, растешь!..» Короче говоря, Юлька имела все основания гордиться собой, ведь во многом благодаря ее настырности Дарима больше не чувствовала себя одинокой.
— И наконец, Женька.
Наступившая зима стала переломной и для них.
Юлька отчетливо помнила первый декабрьский вечер, когда, обжигаясь горячим пирожком с повидлом, купленном в какой-то забегаловке, она буркнула:
— Мавчук, я фебя вюбвю.
Жующий Женька зачем-то взглянул на часы:
— Двадцать... пять.
— Фто? — не поняла Юлька.
— Двадцать пять дней. Столько прошло от Арска до твоего признания. Честно говоря, не ожидал, что у тебя такая выдержка.
— А по три за каждый год твоего отсутствия!
— Так ты, Ляпка, еще и считать не умеешь, — развеселился Женька.
Его смех был таким беззлобным, раскрытые объятия — приглашающими, что Юлька тоже прыснула. А потом они грохнулись в снег и долго целовались, зачем-то держа в руках остывающие пирожки.
После этих слов, вымученных Юлькой и все равно порадовавших Женьку, по сути, ничего не изменилось. Они так же скучали друг без друга, стоило расстаться на час, так же бесились и дурачились, будто настроились никогда не взрослеть. Как-то Женька звал Юльку поехать вместе с ним в гарнизон, но Юлька решительно отказалась. Конечно, совместная поездка в купе, романтика стремительного секса, отделенного от цивилизации тонкой перегородкой и оттого щекочущего нервы и возбуждающего еще больше, сон на узкой вагонной полке с Женькой, обвитым ее руками и ногами, будто древесными лианами, — все это казалось привлекательным. Но дальше последовала бы обязательная встреча с Женькиными родителями. И хотя Юлька в детстве прекрасно ладила с дядей Лешей и тетей Нюрой, сейчас бы она попала к Алексею Александровичу и Анне Николаевне. Да и не она, веселая соседская девчонка, приехала бы, а девушка их единственного сына. На таких и смотрят по-другому, оценивающе и чуточку скептически, пряча опасения в лучиках морщин и тревожной линии рта, и разговоры ведут не о бывших шалостях, а о планах на будущее. А что ждет их с Женькой впереди, Юлька не знала по одной простой причине: об этом они предпочитали не говорить. Вот хорошо им вместе сейчас и здесь, совпадают их интересы и желания — ну и ладно, а завтрашний день придет, тогда и увидят, что принесет с собой. Иногда Юлька думала, что более серьезная девушка на ее месте обязательно бы поинтересовалась, чего хочет от жизни Женька, какое место там будет отведено ей. Но Юлька сама не любила эти задушевно-истязательные разговоры, предпочитая наслаждаться свободным плаванием, а не сражением с водной стихией против течения. Поэтому к родителям Женька съездил один, хотя, вернувшись, передал отцовские сожаления из-за Юлькиной «занятости». Мнение Женькиной матери по поводу Юльки осталось неизвестным.