Кухня была маленькой или казалась такой из-за широченного холодильника side by side, выглядевшего инородным в полузабытом мире газовой колонки и штор с ламбрекенами. Пока Женька растирал ладони со следами перетяжек после пакетов и дул на обожженный палец, Тимур, сполоснув руки, сосредоточенно принялся выставлять на узкий стол разномастные салатники, розетки и креманки.
— Зачем ты столько наготовил?
— Не знаю. Считай, чтобы гости, согласно правилам этикета, держали локти при себе.
В самом деле, сидеть можно было только держа тарелку на весу, но они быстро решили и эту проблему: переместили блюдо с отбивными на табуретку. Несмотря на с избытком закупленное пиво, Тимур решительно потянулся к коньяку.
— И мне того же, — ни секунды не колебался Женька, хотя уже несколько лет не употреблял ничего крепче пятнадцати градусов.
Наполнив широкие квадратные бокалы, явно предназначенные для другого напитка, чокнулись:
— С Новым годом!
Наверное, было вкусно, но Женька не чувствовал, что ел. Он отрезал, жевал, глотал, будто в прострации. Изредка скребли по фарфору вилки, да дзинькало стекло, когда впихиваемая бутылка ударялась о края тарелок. Тостов больше не звучало. Вместо них друзья салютовали бокалами. Но и в этом Женька видел правильность: сейчас он пил не за что-то, а против мучающей его тоски. Проглотив очередную порцию коньяка, брал телефон и звонил Кристине, но электронный голос упрямо твердил: «Абонент находится...»
— Ну-ка дай мобилу. — Тимур наконец оторвался от салата, в котором копался последние пять минут с терпением жителя Поднебесной, выбирая только рис.
Женькин мобильник, мгновенно лишившись крышки и аккумулятора, приземлился у плинтуса, а Красин невозмутимо запихнул стянутую сим-карту в задний карман джинсов.
— Все, баста, а то дырку протрешь. Кому названивал? Ляпе?
— Нет, Кристине. Она беременна. — Невероятно, но Женька даже не дернулся, чтобы вернуть украденную собственность. Более того, на него снизошло умиротворение, будто разобранный на запчасти телефон потянул в разные стороны и проблемы, сделав их меньше и глупее. — Ляпа думает, что от меня, и сердится. Попросила пару дней ее не трогать. Пожалуйста! Вдобавок Тина свалила на отдых. Ну а я пытаюсь не пропустить момент, когда она появится в зоне доступа.
— Лихо закрутил, ничего не скажешь!
— Хочется верить, что Ляпка ошибается и ситуация разрулится ко всеобщему удовольствию. Ведь бывает же так?
— Конечно! В сказках, — заверил Тимур и, нагнувшись к пакету за чешским «Гусем», едва не свалился со стула. — Да не ссы! Помиритесь. Учти, я на твою свадьбу очень рассчитываю: иначе когда еще мне целоваться с Юлькой? А так все законно, свидетель, не подкопаешься...
Зашипело открытое пиво, и Красин налил его в тот же бокал, из которого раньше пил коньяк. Поднявшуюся пену он без зазрений совести сдул на тарелку с маринованными грибами.
— И вообще, Жень, может, мне пока не возвращать «симку»? Пусть праздники пройдут спокойно, без клацанья по экрану. А не-ет, нельзя: родли... роди-тели волноваться будут, — резонно возразил сам себе Тимур, старательно двигая непослушным языком.
Он пьянел все быстрее. Да и у Женьки, отвыкшего от алкоголя, голова давно помутнела. Мысли словно запотевали, но эта размытость была даже чем-то привлекательна.
— Ничего. Я им наберу потом, на домашний. Его я знаю наизусть...
Когда Женька очнулся, он все так же сидел на кухне. Напротив храпел Тимур, опираясь лбом на клеенку и не выпуская пустой стакан. Пахло майонезом, крабовыми палочками и забытыми на столе котлетами. За окном улыбалось солнце и копошились голуби, схватывая крошки, которые бросал через форточку сутуловатый человек в вязаной кофте. Талия его совсем по-стариковски была повязана шерстяным платком. Женька пошевелился, и человек взглянул в его сторону.
— Добрый день. А я вот птичек кормлю, дышу свежим воздухом. — Уронив последний кусочек батона, он закрыл окно и прошаркал к столу. — Меня зовут Валерий Иванович.
На рукавах и кое-где на груди Красина-старшего виднелись остатки хлеба. Женька едва не потянулся их стряхнуть, но вовремя осек себя и представился:
— Здравствуйте... Женя.
Рука Валерия Ивановича была прохладной, с выпирающими венами. На морщинистом лице виднелись красноватые «снежинки» сосудов. Глаза все время подслеповато щурились. Он аккуратно тронул Тимура за плечо:
— Сыночек... Тима...